Лесной маг

— Я им передам, — пообещал он, как мне показалось, едва ли не довольный поручением.

— Ко мне пришлют адвоката, верно? — спросил я у него, когда он повернулся, чтобы уйти. — Кого-то, кто поможет мне защищаться в суде?

— Они пытаются найти кого-то, кто согласится тебя представлять, — ответил он.

Если он думал, что его слова прозвучат обнадеживающе, он ошибся. Интересно, состоится ли трибунал, если у меня не будет защитника, подумал я.

Если бы я остался в Академии, то изучил бы военные законы и то, как они применяются. Впрочем, то немногое, что я слышал, убеждало — толку от подобных занятий было бы не много. Едва ли мне удалось бы чем-то воспользоваться для своей защиты. Я закрыл глаза и попытался ненадолго побыть мальчиком, который радостно отправился в Академию с надеждами на светлое будущее и прекрасную карьеру. В этом будущем я имел послушную и любящую жену, воспитанную в традициях семей офицеров каваллы. Карсина, что мы сделали друг с другом? Потом я стиснул зубы и признал, что ее едва ли можно винить в моих неприятностях.

Если я хотел найти виновника, мне следовало лишь посмотреть на себя. Хитч предупреждал меня, что за использование магии в собственных целях мне придется дорого заплатить. Если бы я не заставил Карсину извиниться передо мной, она могла бы тихо скончаться от чумы. Я сам подписал себе приговор. Что ж, смерть на виселице будет быстрой для человека моего веса. Скорее всего, голова просто оторвется от тела. Немного жутковато, но намного быстрее, чем висеть и задыхаться. Я покачал головой и попытался отогнать мрачные мысли. Сейчас об этом думать не стоит.

Однако ни о чем другом я думать не мог.

Голова все еще болела от удара ведром. Ощупав лицо и голову, я пришел к выводу, что должен был умереть от этих повреждений, если бы остатки магии не сумели так быстро меня исцелить. Судя по чувствительным участкам, у меня была сломана челюсть и проломлен череп. Меня раздирали противоречивые чувства: радость от того, что магия спасла мою жизнь, и сожаления, что я не умер быстрой смертью. И хотя исцеление происходило не так быстро, как после ранения пулей, я сообразил, что, когда я предстану перед судом, я буду уже совершенно здоров. И никто не поверит, что я получил страшный удар от мертвеца. Они найдут другое объяснение моему бессознательному состоянию.

Моя камера была маленькой и голой. Нары, горшок, зарешеченное окошко на двери, щель внизу, через которую мне передавали пищу. Из коридора лился тусклый, но никогда не гаснущий свет от висящей на стене коридора лампы. Было очень тихо. Либо в тюрьме не сидели другие заключенные, либо они постоянно спали. За все это время я видел лишь Спинка и охранников, которые приносили еду и время от времени заглядывали в мою камеру. Мне было нечем занять себя и отвлечь от мрачных предчувствий, и мои мысли метались по кругу.

Скоро я умру. Это было ясно. Я надеялся, что сумею сохранить достоинство. От одной мысли, что мне придется подниматься по ступенькам на помост виселицы, мне становилось страшно. Я решил, что не стану трястись, плакать и умолять о пощаде. Впрочем, вероятно, все приговоренные к смерти намереваются вести себя достойно; однако я надеялся, что у меня хватит на это сил. Я боялся предстоящего суда и ждал его, чтобы все наконец закончилось. Я принимал какие-то решения и отказывался от них по дюжине раз на дню. Я попрошу, чтобы все мое имущество оставили Эмзил и ее детям. Нет, я не стану упоминать Эмзил и детей, чтобы связь со мной не повредила им. Я расскажу суду все: кто я, как меня заразила магия, какие опасности несет танец Пыли, как я общался со спеками, как меня обманом убедили посадить деревья предков рядом с кладбищем и как важны для спеков старые деревья… Нет. Я буду молчать, и пусть меня приговорят к смерти. Так я смогу защитить отца и сестру от дальнейшего позора. Я расскажу только о ходоках и о том, как пытался спасти Карсину. Интересно, за кого меня примут — за лжеца или безумца?

Один день сменял другой. Меня навестил лейтенант Роупер и сообщил, что слушание откладывается, поскольку до сих пор не принято решение, кто должен его проводить — городской суд Геттиса или военный трибунал. Он подошел к двери моей камеры, сообщил это мне и ушел, прежде чем я успел спросить, не его ли назначили меня защищать. Я боялся, что именно его.

Мой следующий посетитель разбудил меня ранним утром — или, по крайней мере, мне так показалось. Это был высокий мужчина с налитыми кровью глазами, дышавший парами бренди через решетку моей камеры, когда он схватился за ее прутья и принялся их трясти.

— Жирный грязный трус! — пьяным голосом бормотал он. — Мне следует вытащить тебя отсюда и разорвать на части за то, что ты сделал с моей прекрасной женой. Ты осквернил самую нежную и благородную женщину, когда-либо созданную добрым богом! Грязный пес! Отвратительный мерзавец!

Он вновь потряс решетку, да так, что дверь закачалась. Я задумался, есть ли у него пистолет и смогу ли я укрыться от него в камере?