Лесной Охотник

— За ужином я просто немного выпил, — ему показалось, или он говорил слишком невнятно? Нужно быть осторожным, чтобы не допустить проскальзывания английского акцента. Что, черт возьми, с ним творится, раз он позволяет себе такую недальновидность?

— Ты выпил, — повторила она.

— Да. Бренди. И сейчас я смотрю на почти пустую бутылку, которую я собираюсь опустошить в ближайшие… о… десять минут.

Франциска ахнула, словно кто-то дал ей пощечину.

— Тебе пришел твой приказ, — сказала она. Это был не вопрос.

Он закрыл глаза, представляя себе ее, когда отвечал:

— Да.

— О… Хорст… Я сейчас же приеду.

— Нет! Франциска… лучше закончи свою работу.

— Я сейчас же приеду. Это может подождать.

— Нет! Послушай меня! — выкрикнул он резче, чем намеревался. — Просто… оставайся там и сделай все, что нужно сделать. Сосредоточься на своей работе.

— О… ну… хорошо, — ему показалось, или на том конце провода послышался тихий всхлип?

— Я серьезно, — он задавался вопросом, что бы сказали Мэллори и Колльман, если б услышали сейчас его слова. Он ведь был отправлен сюда, чтобы помешать ей делать работу, отвлекать

от нее, а не подстрекать к ней. Впрочем, не все ли равно? — Франциска, — заговорил он более спокойным тоном. — Я не уезжаю прямо сегодня. И не уезжаю завтра.

— А когда же ты тогда уезжаешь? — да, она, определенно, всхлипнула. Ее голос звучал сдавленным от печали.

Я уйду после того, как ты умрешь, с горечью подумал он. Но сказал только:

— Разве может быть достаточно времени? — Франциска промолчала, и он повторил свое наставление. — Поэтому возвращайся к работе.

— Я приеду сразу, как только закончу, — она повесила трубку.

Майкл откинулся на кровать, затем взял бутылку бренди и сделал еще один глоток для храбрости. Он спустился вниз, намереваясь купить еще одну бутылку, но предостерег себя, что слишком сильно напиваться нельзя. Нельзя терять себя… кем бы он сегодня ни был.

Когда без двадцати минут час он услышал стук в дверь и открыл ее, Франциска бросилась ему в объятия. Одетая в бежевое пальто и берет цвета морской волны, все еще холодная с зимнего мороза, она принялась целовать его в щеки, в лоб, в губы и в шею, прижимаясь к нему так, будто больше никогда не собирается отпускать. Затем Франциска положила голову ему на плечо и прошептала прямо на ухо:

— Я знаю людей, которые могут помочь. Они могут решить, что тебе гораздо важнее будет остаться здесь. Все, что мне нужно сделать, это…

Он знал, что ей придется сделать.

Он взял ее за подбородок и внушительно посмотрел на нее.

— Нет! Ты не станешь этого для меня делать. Ты слышишь? Не для меня, — он увидел печать боли на ее лице, и эта боль отдалась в нем самом так сильно, что у него едва не подломились колени. С неимоверным трудом он попытался натянуть улыбку. — Нет никакой нужды печалиться. Разве не ты говорила мне, что в этом мое предназначение? И ты тогда сказала, что Господь ни за что не допустит, чтобы такой человек, как я…

— Это было раньше, — перебила она, и он увидел, что глаза ее увлажнились от слез. Одна — особенно упрямая — сбежала ручейком по правой щеке.

— Раньше? До того, как мы начали спать вместе?

— Нет, — по щеке скатилась вторая слеза. — До того, как я захотела, чтобы ты остался со мной. Я знаю, что «навсегда» — это очень опасное слово, поэтому я не стану его произносить. Но мы могли бы просто подразумевать это. Разве нет? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — она вдруг опустилась на колени, схватила его за руку, поцеловала тыльную сторону его ладони и прижала ее к своей мокрой щеке. — Пожалуйста, я могу об этом позаботиться. Я могу встретиться с нужными людьми, для меня нет ничего проще, я могу…

— Встань! Давай, поднимайся! — он поднял ее на ноги, глядя строго, как никогда. — Не умоляй, — приказал он. — Никогда не умоляй. Никого. Поняла? Ни одного мужчину.

— Я не хочу, чтобы ты умер! — прохрипела она. И это было правдой. Реальностью среди всех фикций, игр и интриг. Она дрожала, и слезы медленно текли вниз по ее щекам.

Убирайся отсюда, едва не сказал он. Он думал, что накричит на нее, что может даже ударить ее, потому что это было уже слишком. Это невозможно было вынести. Но факт оставался фактом: у них двоих в запасе были лишь короткие часы, и если ей придется умереть — если придется — тогда он хочет провести с нею все оставшееся время. Он не позволит ей умереть от пули какого-то незнакомца, который никогда не сможет узнать ее настоящую. Нет, Майкл Галлатин возьмет на себя ответственность за то, чтобы ее смерть была как можно мягче. И вдруг — совершенно неожиданно — он почувствовал жжение в собственных глазах. Он опустил голову, но она уже успела увидеть все.

Она приложила палец к его губам и прошептала — твердо и ясно:

— Я не позволю тебе потеряться.

— Я тебе лгал, — услышал он собственные слова. — Мой вестфальский акцент — фальшивка. Я его тренировал. И я не родился в Дортмунде. Я… отличаюсь от других. Я родился и провел детство в России. А то, что ты слышишь в моем акценте — это…