Я раздвинула пошире шторку.
– Дывись, на ремень дывись, бачишь ту скобу, це вин два ремня сцепил, а може, все три. Так и рубаху з трёх однаковых сшивае.
– Откуда вы знаете?
– Та все знають, портниха, шо его жинку обшивает и его, тут на базе работала. Она его любовница, да спилась зовсим. – Диспетчер окончательно раззадорился: – А видела бы ты, как он, бедняжка, питается, голод утоляет!
– И как?
– У него в подвале здоровый двухтумбовый стол. В верхнем ящике хлеб, целый круг российского сыру, палка колбасы и стакан. От это усё за день сжирает и запивает пятью литрами вина. А сам кажет, что целый день на диете.
Выждав мою реакцию, он так противно захихикал и полушепотом, по-свойски, словно знает меня сто лет, сообщил:
– А под столом у него между ногами ведро стоит, и он туда сцыт. А Манька ему баб поставляет. Какие красотки к нему хаживают, о-го-го.
Слушать его хоть и было противно, но для общего развития полезно.
– Я сам вот этими очами бачив. Он и мне предлагал. Я как-то у него в подвале был, выпиваем, а он всё крутится и хихикает а потом как застонал и кричит: Володька, подожди, сейчас кончу! Под столом у него девка работала. Такая баба, тебе доложу. Ты тоже симпатичная, но против неётьфу, ни впереди, ни сзади. Не веришь? Шоб я так жил.
Меня чуть не вырвало, я на Володю больше без отвращения смотреть не могла. Потом эту историю в разных вариациях от разных людей слышала и не обращала на все эти мансы никакого внимания. Это первый раз волосы на башке дыбом встают, а потом привыкаешь. У них своя жизнь, у меня своя. Через несколько лет, когда я сама выбилась в начальницы, убедилась, что все байки о нашем великане самая настоящая правда.
Ко мне в кабинет ввалилась известная всем мужчинам нашей конторы дама, в простонародье известная как «манда пергидрольная», с заявлением на издевательства небезызвестного «полтора жида». На полном серьёзе она в письменной форме описала все издевательства её начальника. Как после работы он заставляет её лезть под стол и… никаких за это сверхурочных не платит. Какой там Жванецкий или Аркадий Райкин, они и рядом не стояли. Я чуть не рехнулась, пока дочитала этот шедевр до конца. Как он надел ей на голову парашу, в которую целый день дюрил, это её больше всего возмутило. А она, не выдержав издевательств, в порыве гнева это ведро сама натянула ему на голову и кулаками лупила по нему Столь велика была ее обида. Так что вы думаете? Этот гад снял побои, и теперь её будут судить. Вот она и просит у меня как у женщины, способной понять другую женщину простую рабочую, защиты. Мне, мол, все бабы доверяют, зарекомендовала себя, не зарываюсь, хоть и начальница.
– Но я тоже не промах, – продолжала она, – на экспертизу сбегала, все зафиксировали – и побои, и изнасилование.
Вероятно, я всё же не удержала мимику на своём лице, и хотя старалась ржачку буквально заглотнуть вовнутрь своего организма, пусть там клокочет, она все равно подло вырывалась у меня из груди.
– Ты мне не веришь, подруга? У меня и свидетели есть, всех он не купит.
Я представила себе на минуточку этих победителей соцсоревнования в суде и каким пышным цветом расцветёт вся эта история в Одессе.
Рабочая женщина продолжала:
– Он у меня ещё попрыгает, я ж всю его кухню знаю. Сама вёдрами воду в бочки сливала, сцаками он торгует, а не вином. Там такие аферы крутят, тебе не передать.
Пообещав во всём обязательно разобраться и обязательно быть на её стороне, еле выдворила жалобщицу из своего провонявшего кабинета. Здесь же позвонила в кадры, чтобы перехватили её в коридоре и божью искру справедливости погасили на месте.
Но тогда, в начале своей трудовой деятельности, мечта сбежать из этой помойки, уволиться, из-за вызова в прокуратуру рухнула на неопределённое время. Я как мышка сидела и не рыпалась, стараясь угодить всем и вся. Лейбзон нагружал меня всё больше и больше. То я заменяла ушедшую в отгул Женьку, его секретаршу, то с другого склада учётчицу заболевшую, или фактуристку Язык держала за зубами, но уши не заткнешь. Когда Лейбзон разговаривал тет-а-тет с кем-нибудь, я выходила. Меньше знаешь – лучше спишь. Но и того, что познавала, расширяло мой кругозор дальше некуда.