Сегодня за целый день голову некогда поднять. Поднакопилось много документов, надо расписать и разнести. И вдруг вижу в окне знакомую личность. Я так и окаменела. А этот аферист преспокойно здоровается со всеми за руку Выходит, он здесь за своего, знают его как облупленного. Слышу, как с наглой улыбочкой, играя глазками, он говорит:
– А мне к этой суровой барышне. Переоформить транзит на до. Сейчас нагоняй буду получать. Коробочку трюфелей припас на всякий случай, чтобы не очень базарила.
И с шумом вваливается в нашу комнату, доставая из портфеля вместе с документами конфеты.
– Я все слышала и базарить с вами, как вы выразились, не собираюсь. Дадут указание – сделаю. Так что можете разворачиваться со своими трюфелями. Жене подарите. У меня ваш шоколад вот где застрял, поперек горла, подавилась им.
Анна Павловна, так звали старшую кладовщицу забыла ее раньше представить, рассмеялась:
– Он с разрешением и явился, Лейбзон очень раки любит, особенно крупные, ему уже их варят. Зелёная ты у нас ещё. Толик, а мы тоже раков уважаем. А ты, Олюшка? Равнодушна? А я обожаю. Под пиво еще так уплетаешь. Пальцы только наколоть можешь, если чистить не умеешь.
Толик пожал плечами:
– Нет проблем, сейчас машину подгоню.
Анна Павловна замотала головой:
– Э, нет, сюда не надо, на дом с доставкой. Сейчас черкну адресочек. Договорились. Не удастся пару ящиков, хотя бы один, в следующий раз долг отдашь.
Толик обрадованно вывалил почти полный портфель накладных вместе с коробкой конфет и шоколадкой «С праздником».
– Уберите к черту, себе в рот запихните, – каюсь, была грубовата, нарушила правила обходительного обращения с посетителями, но злости моей в тот момент не было предела.
А этот Толик скорчил рожу и начал хохотать: – Что, влетело тогда? Ты о раках не пиши, никто ж не заметит и не проверяет Зинка так штамповала. Мне без разницы, лишь бы ваша печать была.
В транзитной ведомости таких наименований не было, какие притащил этот аферист. Какая клубника в конце ноября? А лягушки меня вообще добили, глаза на лоб полезли.
– Какие ещё лягушки? – меня раздирала еще большая злость, она подавляла рвавшийся изнутри наружу смех.
– Олечка, живые пухленькие, очень даже съедобные, особенно попка с ножками, – облизав свои противно пухлые, не по возрасту, губы и шмыгнув носом, вкрадчиво произнес великовозрастный Толик. – Не про нашу честь, Оленька, продукция, как и раки, тоже раз в неделю её отправляем в ресторан на Эйфелевой башне. Про такую слышала? Иногда и Москве перепадает, там тоже люди приличные живут. Киев москалями их обзывает, а они в ответ нас – хохлами. Вот так и дружим.
– А где вы столько лягушек ловите?
– Места знать надо, правда, Павловна? – он весело подмигнул нам обеим. – Олечка, ты слышала когда-нибудь о таких городах, как Килия, Рени, Измаил? Там местные жители их выращивают, а мы, потребкооперация, закупаем и продаём. Пока соберём на целый самолёт, сколько хозяйств надо объехать, – продолжал он, – потом туда-сюда с документами, везти в аэропорт, продукт скоропортящийся, надо все быстро. Да гори всё пропадом, вторые сутки на ногах, не знаю, когда домой доберусь, на диван рухну. Здоровый вроде мужик, а сил уже никаких. Вчера такой футбол пропустил: «Черноморец» со СКА.
Анна Павловна терпеливо ждала, когда бедняжка Толик выговорится.
– А ты сам-то этих жаб пробовал? – спросила она.
– Девчата, пальчики оближешь, как женские попки, все одна в одну – нежные, беленькие, с соусом.
Он от удовольствия и, наверное, сравнения с женскими задницами даже причмокнул, и от этого причмокивания меня чуть не вырвало. Я больше не могла смотреть на этого раково-лягушачьего снабженца. У Павловны он прикупил пару бутылок кубинского рома и сделал тётям ручкой.
– Какой хороший хлопец, от не повезло в жизни, так не повезло. Жена при родах окаменела.
– Как это?
– Та кто его знает, такие сложные роды, ой сложными были. Двойня, то ли тройня. Двое выжили, а жену парализовало. Хороший мужик, очень хороший, не сдал её в дом инвалидов. Сам ребятишек поднимает и за ней ухаживает.
– А дети маленькие?
– Артём, у Толика сколько лет девчушкам?
Артём почесал затылок:
– Моим двенадцать, значит, его пацанкам по десять. От хлопец влип, – огорченно вздыхала Артем. – Ему все сватали баб, хороших баб, а он всё за своё: лучше моей Танечки нет! Хоть ты убейся. Анюта, давай понемножку, сердце щемит, когда этого хлопца вижу.
Грузчик Артём, когда на складе не было посторонних, обращался к Анне Павловне по-свойски. Мне стало так неудобно за собственную грубость:
– А я его обидела, хорошо бы извиниться.
– Ишь, какая жалостливая, ещё неизвестно, кто кому больше сделал! Ты ему или он тебе, – сказала Анна Павловна, передавая бутылку с ромом:
– Артём, наливай.
– Что вы имеете в виду? – у меня мороз по коже пробежал.
– А тебе лучше и не знать, твоё дело маленькое. Сказали штамповать – штампуй, скажут разносить, регистрировать – делай, как скажут. И выбрось всё из головы.
– А с планового отдела тётка сказала, если что – мне отвечать.