Закончил книжку “Современного мира”. В этом № 9 есть статья, которую хочу с тобой вместе прочесть. Кто-то, очень умный человек, вероятно, знаменитый ученый, подписался одной буквой С… Мою же собственную мысль сообщил в продуманном и научном порядке. Как странно слагается мое миросозерцание. Где-то в глубине души, на границах сознания незаметно происходит работа совершенно независимо от моего мозга. Я думаю, там передумывается иначе, и рано или поздно эта глубинная мысль выплывет из неизвестности, и окажется, что я давно уже ее знаю. Это мысли об аристократизме, о либеральной буржуазии, о рабстве, об историческом развитии идеи свободы…
Терпеливо жду поезда. Скоро, скоро, детонька моя, обниму тебя.
Твое письмо так обрадовало, так обрадовало, что мигом забыл и долгое ожидание, и усталость.
В письме радость жизни, радость творчества и справедливая радость человека, получающего верную оценку. Я рад за твою умную работу (ты у меня всегда умница!). Не забудь купить ноты всех танцев, что на курсах танцевала. Как странно и грустно, что я – так верящий в тебя – до сих пор не видел тебя в танце, в настоящем увлекательном бурном танце. Видел тебя в детских танцах, “Жалоба Гречанки”, мельком в “Пьеретте”, еще в “Поэме экстаза”…
Но я терпелив, наш час еще не пришел, он ждет нас, как ждет где-нибудь тот дом, в котором заготовлено мое безмерное счастье. В этом доме будет очень удобно, комфортабельно, большая библиотека, двери чтоб не скрипели, ванна облицована эмалевыми барельефами и кровать широка.
И чтобы было много творчества. Творчество в кабинете, творчество в детской, творчество в спальне. Везде – хорошо! И по дому ходит удивительная женщина, одна из десяти в Европе.
Марьянка, купи мне в Киеве английские книжки, которых здесь нет. “Английские книжки для русских читателей” изд. Карбасников, 2 серия – все книжки, кроме Уайлда “Счастливый принц”. Сейчас спешим на игру. Марьянка, почаще балуй меня такими радостными письмами-улыбками, как это последнее.
Пришли сейчас из офицерского собрания, играли танцы для г.г. офицеров и их дам. Интересно наблюдать со стороны. Очень трогают те девушки, которые остались без приглашения на танцы. Нужно было видеть, как она расцвела, как заблестели ее глаза, когда ее наконец пригласил какой-то замухрышка-офицер. Хоть плохонький мужчина, а все же мужчина. Жалко ее было.
В начале вечера были танцы для солдат. Вот где приятно играть. Знаешь, что каждая нота входит в душу слушателей и потрясает до конца. С ними танцевали горничные, кухарки, барышни “в шляпках”. “Шляпка” для солдата – это барышня с претензией. С одной стороны, его тянет к ней, а с другой – он критически относится к ее шику. Не может выбрать между шляпкой и платочком.
Страшно захотелось почитать с тобой вместе, позаняться вместе.
Читал вчера по-французски Мопассана и решил отложить занятия до той поры, когда это можно будет с тобой вместе. Будешь меня учить хорошему выговору?
Иду спать. Досыпаю мои последние холостые ночи… Целую твои плечи. Яша
Дорогая Мариночка! Пишу в казарме, куда пошел за шоколадом и докторским хлебом.
Через несколько часов ты уедешь. У меня сильно скребет, но я крепко держу себя в руках.
Все же мы представляем из себя интересную пару: самую счастливую – и самую несчастную на свете. В счастливые минуты мы думаем о первой половине формулы, а в несчастные – о другой.
Сегодня мы несчастны, ни капли из былых счастливых минут уже нет…
КИЕВ
ЯКОВ – МАРИИ
У меня даже и странная тишина не воцарилась. Все как было. Получил твое письмо, и снова завязалась старая милая бумажная связь между нами. Ты – письмо, я – письмо, письмо – сосуд радости, письмо – слеза грусти, – все как было!..
Все же много лучше, стал совсем спокойным и уверенным, как было в доброе старое время. Я никуда не спешу, я ничего не жду (о твоем приезде еще не думаю). Большая работоспособность. Пусть все это передастся тебе, мой друг!
…Детскость есть серьезное отношение к пустякам и к тем искренним переживаниям, которое пустяки возбуждают. Детскость есть чувство непременно бессознательное. Стоит взрослому в ту же минуту понять свою ребячливость и дальше продолжать ту же игру – и он мигом превратится в ломающееся неприятное существо. Но бессознательная ребячливость обворожительна. Смотришь на человека, когда он катается на коньках, или когда он с любопытством разглядывает замысловатую ручку зонтика (твой папа), или когда он просто по-иному, по-детски улыбается (мой папа), – тогда начинаешь понимать, что разыскал в хаосе обыденной жизни какие-то ценные самоцветные штрихи и любишь их…