Потому как, подле моей ноги показалась лапища серокожего уродца, едва не цапнув меня по лодыжке, чтобы утянуть наверняка к себе. Лилового цвета щит сработал исправно, как когда-то с Гленом, отбивая атаку монстра. Мне же осталось вооружиться вновь метательным ножом и с замирающим сердцем, заходящимся от бешенного ритма, в страхе пятиться и взлететь чуть выше, чтобы успеть среагировать в следующий раз.
Вот всего ожидала, но только не крылатого нечто, планирующего на меня с высоты. И снова незнакомец меня спас вперед кота, а Балум еще и не удержался, полоснул того своими когтями полыхающими проклятой магией!
— Нет! — прокричала я на фамильяра. — Мой! Он мой…
Но было уже поздно, чудище растворилось в воздухе, опадая мелкими черными хлопьями в жижу, из которой в этот самый момент высунуло морду еще одно, или показалось? Нет! Все! Терпению моему настал конец, ровно как и магии.
Из последних сил я призвала ураган, разметав туман в стороны, узрев илистое торфяное. Моему зрению еще и предстал тот самый серый уродец, которого я недавно шарахнула грозой, с черной меткой на плече от удара. Да, кажется интуиция меня не подвела. С такими справится только проклятое оружие, чем я и воспользовалась, попав в него ножом.
Все. Он осыпался пеплом на дно. А я сделала, все что могла…
Прежде чем глаза мои закрылись, успела узреть цифру «98» и новую воронку портала, в которую свалилась, теряя сознание от переутомления. Жаль. Как жаль. Осталось только двое и я бы, я…
Глава 30. Миссия Сегдивалей
Бывший жнец, Глениус Сегдиваль, с замиранием сердца сквозь прорези маски проследил за тем, как его любимая потеряла сознание от магического переутомления. Сам он никак не ожидал от неё такой силы духа — из раза в раз использовать проклятую магию, чтобы упокоить наконец этих паразитов, выполнить задания ради него.
Придя в её комнату, Глен в нерешительности опустился в то самое злополучное кресло, в котором ранее скрывался под пологом невидимости, и продолжил наблюдать с немалой толикой благоговения за мерным дыханием спящей девушки. Он любил её с каждым днем все больше и больше, с каждой новой призрачной надеждой, что они будут вместе. И эта же любовь ранила его невозможностью прикоснуться к ней сейчас, раздеть, обтереть, уложить на чистые простыни. Ведь все её одеяние напрочь пропиталось этой вонью, волосы превратились в сосульки. Но даже такой, с неприглядной внешностью приспешницы, он любил её и не мог себя заставить покинуть эту комнату.
Ведь на горизонте маячило грандиозное в своей мерзости событие. Помня о предательстве Агбитвеля, несложно было догадаться, на кого он работал. По началу архимагу казалось, будто это Урвигэль подкупил почетного жителя деревни. Но теперь, видя собственными глазами, как работает Таиша, он знал точно, что всему виной эти паразиты, инкубатор которых был накануне уничтожен такой молоденькой совсем еще студиозой.
Почувствовав гордость за свою любимую, Сегдиваль все-таки поднялся с кресла и прошел к кровати. Только огромное самообладание позволило ему не притрагиваться к Лее и заставить себя терпеть, ждать окончания своего перерождения, как только богиня его отпустит.
Взгляд Глениуса невольно блуждал по такой любимой студиозе и остановился на цифре «98» выведенной черными чернилами на её руке. Эта находка заставила бывшего жнеца одновременно и радоваться, и сожалеть тому, что именно его фамильяр убил двоих неупокоенных, столь необходимых для окончания заданий приспешницы.
«Да, человеческий эгоизм не знает границ, — посетовал Глениус, делая мучительный шаг назад от кровати».
Рука его против воли потянулась к девушке, которая будто что-то увидела во сне и улыбнулась так искренне, как умела только Лея, его Лея.
— Я люблю тебя, Глен… — прошептала студиоза еле слышно, одними губами. Но ему даже этого было достаточно, чтобы за оставшийся час пребывания в чужом теле перевернуть горы и возжелать скорейшего воссоединения.
«О чем там еще упомянул Скаагар? Этот хитрый божок сумевший сыграть на его интересе? Сместить Драймога и помешать матушке с восхождением на Дунгору за амброзией?»
Открыв воронку портала в родовой замок Сегдивалей — Хангерт, рискуя быть замеченным, но иначе никак, Глениус огляделся еще раз. Он хотел запечатлеть в памяти эту комнату перед тем, как будет опять вынужден прозябать в царстве смерти, дожидаясь своего часа, точнее шести часов подмены, благодаря божественному договору. Но внимание его привлекла возня за окном. Матушка Леи, Диен с фамилией Эн’Скалле в девичестве, а ныне Дорвиндаль, с закрытыми глазами ощупывала колонну балкона дочери.
— Я говорю, её комната здесь, — сказала упертая женщина, не разжимая рук, будто боялась, что опора исчезнет. А за её спиной обретался, зависнув в воздухе, конечно же, отец студиозы — Эгвин Дорвиндаль. Сжалившись над родителями Леи, Глениус, прежде чем исчезнуть, снял чары с комнаты. Однако вслед закрывшей обратно воронки ректор все же услышал удивленный мужской возглас: