Летающая смерть

— Может быть воздушные змеи спустились ниже и цеплялись за нее? Если бы вы были лошадью, и откуда ни возьмись вас начала хлестать веревка шестифутового воздушного змея, гоня вас в сторону моря, вы бы не прыгнули?

— Спросите профессора Равендена, — уколол Хейнс.

— Ваша насмешка не несправедлива, — весело ответил ученый. — Наверное, я бы прыгнул.

— Тогда пока возложим гибель кобылы на змеев. Жаль, что с овцой так не выйдет. Третий довод против этого — приключение профессора Равендена восемнадцатого числа и смерть аэронавта. Со стороны профессора ждем объяснений насчет подрезанных тросов, если они действительно были подрезаны.

— Должно быть их отрезали прямо в воздухе, так же как когда убили Петерсена, — сказал Дик Колтон.

Хейнс бросил на доктора быстрый взгляд.

— Колтон, вы начинаете проявлять признаки способностей к логическому мышлению. Думаю, завещаю вам закончить это расследование, если придет мой черед стать жертвой.

— Мой дорогой Хейнс, — запротестовал профессор, — в сложившихся обстоятельствах такое замечание как минимум неприятно.

— Вы правы, профессор. Долой предчувствия и догадки! Итак, как предполагает доктор Колтон, есть очень интересное сходство между убийством моряка и подрезанием змеев: все произошло в воздухе. Так это пока и оставим. А вот смерть мистера Эли мы вряд ли можем списать на его змеев. Рядом с трупом мы обнаружили отрезок веревки.

— Все этот проклятый португалец, — буркнул Джонстон.

— Очень вероятно. Все исследованные нами раны он вполне мог нанести одним из своих больших ножей. Нам известно, что он скрывается где-то в холмах. Но зачем ему было убивать мистера Эли, которого он даже не видел ни разу, и зачем, черт возьми, ему понадобилось отрезать веревки у змеев?

— Жажда крови. Это же послужило мотивом к убийству овцы, — сказал Дик Колтон. — А что касается отрезанных веревок, он вполне мог в них запутаться.

— Никто нигде не запутывался, — ответил репортер, — кроме нас в своих же догадках. Но пока оставим и это на Уолли. Переходим к сегодняшнему убийству. Кто это сделал?

— Не предполагая какой-либо определенности в этом вопросе, я предлагаю и это дело списать на фокусника, — сказал профессор Равенден.

— И мотив есть, — сказал Дик Колтон. — Сердхольм пьяный сам рассказал, как побил Уолли.

— Да. Но в таком случае мотив убийства был и у Брюса. И мы знаем, что Брюс был там. Более того, он был на скале, когда доставали Петерсена. И раны на обоих убитых абсолютно идентичны.

— Но вы конечно не верите, что Брюс… — начал доктор.

— Нет, я в это не верю, — перебил репортер. — Но это весомая гипотеза, с которой нельзя не считаться. Предположим, что Брюс и Сердхольм узнали в этом Петерсене своего врага, и Брюс вонзил в него нож, как раз когда помогал ему выбираться из спасательного круга.

— Но я думал, что Петерсен был убит еще на полпути к берегу.

— Это лишь очередное предположение, и оно базируется на показаниях тех двоих. Эти показания подкрепляются косвенными доказательствами. Итак, если Брюс убил моряка, то Сердхольм об этом знал. Двое спасателей поспорили и подрались. У Брюса была весомая причина бояться Сердхольма. И тут он идет совершенно один — большая удача, чтобы разделаться с тем, кто слишком много знает. Так что с этой стороны именно Брюс выглядит наиболее убедительным убийцей. И я приглядывал за ним в дни убийства овцы и мистера Эли. И тогда и тогда наш спасатель фигурировал поблизости от мест происшествий.

— Это облегчает дело, — сказал Эверард Колтон.

— Да. Но есть один категорический аргумент против рассмотрения Брюса и Уолли в качестве убийц, — с этими словами Хейнс разложил на столе нарисованную им карту. — Вот моя зарисовка обстановки. Как видите, поблизости от тела нет ничьих следов, кроме наших. Господа, с уверенностью заявляю: то что убило Пола Сердхольма, никогда не ходило на человеческих ногах!

В комнате наступила гробовая тишина. Сощуренные глаза Дика Колтона неподвижно застыли на лице репортера. Джонстон сидел с отвисшей челюстью. Эверард Колтон издал нервный смешок, а профессор Равенден склонился над картой и принялся изучать ее со спокойным интересом.

— Нет, — продолжил Хейнс, — я абсолютно вменяем. У меня есть факты. Хочу, чтобы кто-то еще попытался растолковать их.

— Есть только одно объяснение, — после долгой паузы наконец сказал профессор Равенден. — Человеческие органы чувств зачастую искажают действительность. Рискну предположить, что могли иметь место улики, которых вы не заметили.

— Нет, — решительно ответил репортер. — Я знаю свое дело. Я ничего не упустил. И есть еще кое-что интересное. Джонстон, вам хорошо известны окрестности?

— Живу здесь уже пятьдесят семь лет, — сказал хозяин гостиницы.

— Есть ли где-нибудь поблизости страусиная ферма?

— Нет. Здесь нельзя разводить страусов — хвосты поотмерзают еще до Дня благодарения.

— Профессор Равенден, возможно ли такое, чтобы страус сбежал из какого-нибудь зоопарка и нашел свое пристанище на Монтоке?