— О, Собирательница Орехов, этот простак совершенно ничего не знает! Ей–богу, у него не хватает ума, чтобы понять, что с самого начала, с того момента, когда ее сделали, эта бутылка предназначалась именно Босуэллу Дархэму. Он подходит и по фамилии и потому, что родился под знаком Тельца, и потому, что он бык по натуре, хотя всегда тщательно скрывал это.
И тогда бармен, который теперь стал лысой Алисой — абсолютно лысой, протянул мне Бутылку.
— Вот, пейте за счет заведения.
И тогда я стал скользить вниз, все ближе и ближе к краю…
— Пей, пей, пей! — кричала Алиса. — Иначе пропадешь!
Но я не сделал этого и со стоном проснулся. В глаза мне ударило солнце, а Алиса трясла меня и спрашивала, в чем дело Я рассказал ей, что мне приснилось и как в моем сне перемешались фантазия и подлинные события. Я поведал ей, как купил бутылку у О’Брайена и переслал ее профессору. Это была просто мистификация, шутка.
Однако Алиса задумалась над этим сном, так как у нее, так же как и у меня, каждая клеточка тела и мозга была охвачена только одним — жаждой.
Она облизала сухие потрескавшиеся губы, а затем, с тоской посмотрев на реку, где плескались и вскрикивали от радости купающиеся, сказала:
— Не думаю, что мне повредит, если я посижу в реке, а?
— Будь осторожнее, — предостерег я ее.
Мне страшно хотелось присоединиться к ней, но я не мог даже близко подойти к воде. С меня было достаточно того, что я с трудом подавил в себе ужас, когда утренний бриз принес со стороны реки запах Варева.
Пока она стояла в воде по бедра и, черпая воду ладонями, обливала себе грудь, я осмотрел окрестность при дневном свете. Слева от меня был какой–то склад и пристань. У пристани стояла длинная баржа для перевозки угля, покрашенная в ярко–зеленый цвет. Большое количество мужчин и женщин, не обращая внимания на приготовления к празднеству, были заняты тем, что перетаскивали из склада на баржу мешки и продолговатые, похожие на мумии, свертки. Это были останки тех, кого совсем недавно выкопали из всех кладбищ Счастливой Долины. Если полученная мной информация верна, то после официальной церемонии они будут перевезены на противоположный берег.
И это отлично. Я намеревался отправиться туда вместе с ними. Как только Алиса выйдет из воды, я изложу ей свой план, и если она посчитает, что сможет присоединиться ко мне, то мы…
Большая ухмыляющаяся рожа высунулась из воды как раз позади Алисы. Она принадлежала одному из тех шутников, которые ошиваются на каждом пляже и, схватив за ноги, затаскивают в воду зазевавшихся пляжников. Я открыл рот, чтобы издать вопль предупреждения, но было уже слишком поздно. К тому же не думаю, что меня можно было бы услышать сквозь шум толпы.
После того как Алиса отфыркалась и отплевалась, на ее лице появилось выражение крайнего восторга. Через минуту она уже пила воду большими глотками. С меня этого оказалось достаточно. Я обмер, потому что теперь она была в стане противника. Мне пришлось уходить. Сзади слышались ее крики:
— Иди сюда, Дэн, пиво отличное!
Я пробирался сквозь толпу, переживая горечь утраты, пока не вышел к дальнему концу склада, где Алиса не могла увидеть, что я вхожу внутрь здания. Тут я обнаружил корзину для завтрака на куче пустых мешков. Я подхватил один из них, развязал и сунул внутрь корзины. Потом поднял мешок на плечо. Затем незаметно присоединился к очереди рабочих, шедших на баржу, как будто я был одним из них. И вот я проворно взбежал со своей ношей по трапу.
Но вместо того чтобы поставить свой мешок туда, куда ставили остальные, я быстро спрятался. Расположившись так, чтобы меня не было видно и с реки тоже, я вынул корзину, а кости вытряхнул из мешка через борт в реку. Выглянув из своего укрытия, я внимательно осмотрел берег. Но Алисы нигде не заметил.
Удовлетворенный тем, что она не сможет меня отыскать, и радуясь, что я не раскрыл ей свои планы прошлой ночью, я взял корзину и, пятясь, заполз в мешок.
Оказавшись там, я отдался во власть трех чувств, разрывавших меня на части, — скорби, голода и жажды. Слезы текли из моих глаз всякий раз, когда я вспоминал об Алисе. В то же самое время я с жадностью проглотил апельсин, куриную ножку и грудинку, полбуханки свежего хлеба и две огромные сливы.
Фрукты в какой–то мере утолили жажду, но полностью облегчить ужасные мучения, испытываемые мною, могла только одна вещь — вода! К тому же мешок был тесный и в нем стало очень жарко. Солнце горело беспощадно, и хотя я старался держать свое лицо поближе к воздуху, мои страдания от этого не уменьшались. Но пока я время от времени мог глотнуть свежего воздуха, я знал, что выдержу. Я не собирался сдаваться, раз уж зашел так далеко.
Я скорчился внутри толстого кожаного мешка, как зародыш в материнской утробе. Эта мысль не давала мне покоя. Я так сильно потел, что мне казалось, будто я плаваю в околоплодных водах. Внешние шумы проникали ко мне приглушенно. Всего лишь один раз за все время я услышал громкий крик.