Летающие киты Исмаэля(сборник)

Он дружески потрепал руку Кармоде и вдруг крепко сжал ее. Острая боль вновь пронзила тело Кармоды. Это не была боль от руки Танда — он боролся с собственной болью, которая волнами накатывала на него, нестерпимой болью и экстазом от предчувствия того, что он дает жизнь божеству.

Это была также боль от того, что он растворился, расползся на тысячи кусков. Но теперь он не чувствовал паники, только радость и уверенность, что в конце этого самоуничтожения он вновь будет целым, будет таким же, как люди, окружавшие его.

А на фоне этой боли, радости, уверенности в нем зрела решимость заплатить за все зло, что он сделал в своей жизни. Заплатить, но не ценой ночного самоистязания, самоуничтожения, ненависти к самому себе. Он должен постараться изменить мир, изменить Вселенную, которая редко показывала свою улыбку человечеству.

Что он должен сделать для этого, какие средства выбрать, к какой цели стремиться, он еще не знал. Это придет позже. А сейчас он был полностью поглощен последним актом драмы Сна и Пробуждения.

Внезапно он увидел лица двух людей, которые уже не чаял увидеть, Галлункса и Скалдера. Те же самые, но изменившиеся. Исчезло выражение страдания на лице Галлункса, его заменило спокойствие и умиротворенность. Исчезла жестокость и ревность с лица Скалдера. Их заменила мягкая улыбка.

— Значит, вы оба благополучно прошли через все? — хрипло произнес Кармода.

Он с удивлением заметил, что один из них одет в монашеское одеяние, а другой сбросил ее и оделся как обычный человек. Ему очень хотелось бы знать, почему один из них отказался от религии, а другой еще более укрепился в ней. Но он понимал, что и тот и другой имели веские причины для этого, в противном случае, им было бы не выжить. Однако по их лицам Кармода видел, что это уже неважно, важно то, что каждый из них выбрал свой путь в будущее.

— Значит, вы оба прошли через все… — повторил он, будто не веря в это.

— Да, — ответил один из них. Кармода не понял, кто именно. Все происходящее казалось ему сном. Все, кроме нескончаемой боли внизу живота. — Да, мы оба прошли сквозь огонь. Он чуть не уничтожил нас Но ты же знаешь, что на Радости Данте каждый получит то, чего он по–настоящему хочет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

— Значит, я должен вновь вернуться на Каррен? — спросил отец Джон Кармода. — Через двадцать семь лет?

Он сидел довольно спокойно, пока говорил кардинал Фас–кинс, разъясняя, что от него хочет церковь. Но больше он не мог выдерживать неподвижность. Правда, он не соскочил с кресла, но поднял руки и начал быстро размахивать ими, как бы собираясь полететь. Именно этого ему сейчас хотелось больше всего: улететь подальше от кардинала и от всего, что он представляет.

Он начал расхаживать взад–вперед по полированным плиткам пола, сжимая руки то за спиной, то на животе. Внешне он мало изменился за эти годы, но теперь на нем была сутана священника ордена Святого Джамруса.

Кардинал Фаскинс сгорбился в кресле. Его зеленые глаза поблескивали над крючковатым носом. Он поворачивал голову вправо и влево, чтобы не выпустить Кармоду из виду. Он был похож на состарившегося ястреба, уже неуверенного в себе, но готового броситься навстречу жертве при первой необходимости. Лицо в морщинах, волосы седые. Ему уже было 175 лет, и это сказывалось на его характере.

Внезапно Кармода остановился и, нахмурившись, сказал:

— Ты действительно думаешь, что я один пригоден для такой миссии?

— Да, пригоден более всех других, — сказал Фаскинс. Он выпрямился, положив руки на ручки кресла, как бы собираясь прыгнуть вперед. — Я уже говорил тебе, насколько это важно. Полагаю, одного раза достаточно — ты ведь интеллигентный человек. Ты посвятил свою жизнь церкви и даже чуть не получил епископское кресло.

Намек был ясен, и Кармода понял его. Он хорошо знал, что его решение снова жениться сразу после того, как смягчились требования к служителям церкви, разочаровало кардинала. Фаскинс приложил много сил, чтобы гарантировать Кармоде место епископа на планете Уайлценауля. Ему пришлось выдержать трудную политическую битву с теми, кто считал, что Кармода весьма неортодоксально проводит христианскую политику. Никто не требовал от Кармоды ортодоксальности в вере — это было его личное дело, но его образ действий вызывал сомнения. Разве можно допустить, чтобы такой эксцентричный человек — а это было одно из самых мягких определений — надел на себя митру епископа? А тут еще эта его женитьба, еще более усложнившая задачу кардинала. Однако он прямо никогда не укорял Кармоду.

Теперь Кармода, очевидно, думает, не использует ли кардинал эти качества Кармоды против него самого? Или же он чувствует себя виноватым в том, что доставляет столько хлопот кардиналу?

Фаскинс взглянул на бледно–желтые цифры, вспыхнувшие на экране в дальнем конце зала.

— У тебя два часа на сборы, — сказал он. — Если ты выйдешь сразу, то в порту будешь как раз вовремя.

Он замолчал, глядя на часы.

Кармода рассмеялся и сказал: