Летчики

— Мы завтра рано начнем работу? — спросила Нина у Бекетова. Он поднял голову, и Нина увидела его упрямый широкий подбородок.

— Ваша воля, Нина Павловна, хотите рано, хотите позже.

— Наверное, интересы дела выше моей воли, — улыбнулась она.

— Вы сегодня очень устали, — мягко сказал Бекетов, — мне попросту хочется дать вам возможность получше выспаться.

— Опять скидка на женскую слабость?

— Нет, что вы! В этом переходе вы не уступали по выносливости мужчинам.

Он нагнулся и длинным прутиком помешал в костре. Кончик прутика моментально занялся пламенем. Бекетов подумал и бросил в костер весь прутик. Помолчали.

— Вы почему такой грустный, Игорь Николаевич? У вас дома что-нибудь неладно. С Ирой?

— Нет, с Ирой все в порядке, — ответил Бекетов односложно.

— Так что же?

— Нина Павловна, — усмехнулся инженер, — вы приняли за грусть задумчивость. Просто все эти дни меня преследуют всяческие раздумья о нашей работе.

— Только это? А мне почему-то казалось, вы грустите.

Нина загляделась на огонь. Бекетов, помолчав, спросил:

— Нина Павловна, вас не удивляет то, что мы вот с вами, встретившись через два-три года после института, стали вдруг такими чересчур чопорными и официальными. Помните, как мы с вами на втором курсе в «Бедность не порок» играли? Вы Любой были.

— А вы добрым обездоленным Любимом Торцовым.

— Совершенно верно, — вздохнул Бекетов, — а теперь «вы», «Нина Павловна», «Игорь Николаевич». А ведь однажды, когда я потерял хлебную карточку, вы мне четыре своих талона отдали. Помните?

— Забыла.

— А я помню. По-моему, такие вещи не забываются.

— Хорошее было время, — тихо проговорила Нина.

— Говорят, — продолжал Бекетов, — что у человека до какого-то определенного возраста происходит накапливание мозговых клеток, а потом он начинает существовать за счет накопленного. Если это так, то самое бурное развитие всего сознательного у меня происходило в студенческие годы. Помните: наши лыжные прогулки, диспуты о любви и верности. Мечты о будущем. Хороша юность. В ней идешь по дороге жизни на ощупь, совершаешь ошибки, принимаешь опрометчивые решения, но все это делаешь со светлым чувством искренности. И всегда в юности счастлив, какой бы суровой она ни была!

— А в зрелости?

— Зрелость у человека по-всякому складывается, — пожал плечами Бекетов, — у кого счастливо, у кого нет.

Он вдруг резко поднялся.

— Однако мы засиделись, Нина Павловна. Пора и на отдых.

II

Рано утром изыскатели начали свою работу. Участок для мензульной съемки был нелегким. Белый планшет, привинченный к треноге, то и дело переносили с одного места на другое. Буровые мастера с пестрыми рейками в руках забирались на отвесные скалы. Чтобы съемка площади была наиболее полной и правдивой, нужно было брать отметки во всех характерных точках. Работа шла настолько дружно, что вопреки ожиданиям ее удалось закончить к обеду. Не оставалось никаких сомнений, что за сутки удастся закончить съемку всего участка и на следующее утро можно будет возвращаться на основную базу. Потом по этому маршруту пойдут одни только бурильщики и в намеченных местах возьмут пробу породы, заложат шурфы.

После полудня, когда белый планшет уже изрядно нагрелся на солнце, Бекетов подал сигнал сделать перерыв и возвращаться на обед. Во время съемки, весь поглощенный работой, Игорь Николаевич был внимательным и собранным, приказания его звучали деловито и кратко. Но когда кипрегель был погружен в деревянный ящик, тренога сложена и все оживление рабочего дня прошло, к Бекетову опять возвратилось его вчерашнее настроение. Угрюмая морщинка пересекла лоб.

Забрав рейки и инструмент, двинулись к лагерю. Впереди шли буровые мастера, чуть приотстав от них, Бекетов и Нина. Было тихо. Голубел под лучами яркого солнца вековой снег на горных вершинах, шумел ветерок, запутавшийся в ветвях буковой рощицы, что темнела справа, внизу. Сосны стояли на голых утесах прямые, будто влитые в синее небо.

Неожиданно над пустынными горными долинами и ущельями возник низкий басовитый гул. Нина прислушалась. Гул надвигался и, подхватываемый эхом, становился все мощнее и мощнее. Нина с жадным любопытством стала осматривать небосвод. С востока прямо на них наплывали силуэты реактивных самолетов. Два стреловидных истребителя промчались над поляной, оставив в накалившемся от солнца воздухе только гул. Нина сорвала с головы шляпу и счастливо засмеялась, махнув вслед летчикам.

— Это же мой Сережа весточку о себе прислал! — воскликнула она, обращаясь к Бекетову. — Смотрите, они развернулись и снова летят на нас.

Истребители опять промчались над поляной и круто полезли вверх, набирая высоту. Один из них, тот, что летел впереди, накренился с крыла на крыло.

— Наши… наши… из Энска, — растроганно повторяла Нина и провожала машины неотрывным взглядом, пока они не скрылись в голубой дали, оставив на небе лишь две белые полосы, изогнувшиеся в виде спирали.