Читаем Летчики полностью

Мочалов не пошевелился. Наклонившись, он сосредоточенно наблюдал за тем, как колышется край белой простыни от влетевшего в окно ветерка.

— Когда?

— Вчера, Сережа, — громко вздохнул Кузьма, — может, зря вы погорячились оба: и ты, и она. Как-то странно. Дружно жили, она в Энске всем нравилась.

— Она и там всем нравилась, — резко перебил Мочалов, — там, в экспедиции.

— Сергей, тебе, конечно, решать, — настойчиво возразил Ефимков, — а мое мнение такое — поторопился ты! Как можно было все это сразу, даже не выслушав человека как следует. Тем более, ты командир полка, нас всех воспитываешь.

— Решил поучить? — усмехнулся Мочалов.

Ефимков развел руками и сухо, с явной обидой произнес:

— Извини на слове. Сказал, что думал.

Он встал и, не глядя на Мочалова, стал собирать в папку бумаги.

— Я тебе все же друг и говорить, что думаю, имею право. Мы с тобой руководящий состав полка, Сережа, и об этом нельзя забывать ни на минуту. С нас пример должны брать. Значит, и быт у нас должен стоять всегда на уровне. У Цыганкова, вон, тоже в прошлом не все с Валерией ладилось, а он сумел найти общий язык. И смотри — живут дружно, ребенка ожидают.

— Да что Цыганков! — перебил Сергей и взъерошил волосы, — у него мелкие неурядицы были и только. Его ли со мной сравнивать. Если тебя обманул, обманул жестоко человек, в которого ты верил, как в себя, — это непоправимо, и ты меня не убеждай. Что же мне радоваться, что ли, прикажешь, если я узнал, что она провела целую ночь в палатке с другим. Да и так ли все было, как она об этом говорит. Больно мне, Кузя… Очень больно ее из сердца вырвать. Вот поверишь, словно повязку срываю с незажившей раны. А иначе, брат, не могу…

Сергей поморщился, ему хотелось сейчас, чтобы Ефимков поскорее ушел, оставив его наедине с горем. Но Кузьма Петрович продолжал стоять, упрямо поджав губы. Не глядя на друга, он сказал:

— Так-то оно так… но я стою на своем. Рано ты решил узлы рубить.

Мочалов нервно затеребил одеяло.

— Ладно, Кузя, не береди душу. Все равно сейчас ничем не поможешь. Иди!

Ефимков шагнул к двери, буркнул «до свидания».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

I

Мочалов вышел на службу на другой день. После болезни он заметно осунулся, острее обозначались скулы на потемневшем лице. В глазах появился беспокойный блеск. Здороваясь с офицерами, Мочалов пытливо вглядывался в их лица, стараясь понять, знает человек о его семейном конфликте или нет. Но ни разу не подметил он вопрошающего любопытства, никто не обронил неосторожного слова, а когда инженер полка Скоробогатов сочувствующе сказал: «Как жаль, что Нине Павловне пришлось уехать по делам до вашего выздоровления», Мочалов окончательно упрочился в мысли, что никто почти в Энске об их размолвке не знает. И от этого стало легче.

Мочалов прошел к себе в кабинет, вызвал Ефимкова и командиров эскадрилий на короткое совещание, посвященное подготовке к предстоящим учениям. Потом, отпустив комэсков, он задержал Ефимкова, раздумчиво произнес:

— Я полагаю, Кузьма Петрович, к учению можно допускать всех. Даже у старшего лейтенанта Пальчикова эти молодые лейтенанты Ларин и Москалев, эти «аяксы», и те подготовлены.

— Их разок еще проверить не грех.

— Это вы сделаете, Кузьма Петрович, — согласился Мочалов, — но не это главное. Главное подготовить и продумать схему отражения массированного налета бомбардировщиков и потом провести предварительную подготовку со всем летным составом. Утром я получил прогноз погоды. Она нас не балует. Если учение состоится в понедельник, наши метеорологи сулят облачность, при которой одновременная атака полком будет очень сложна. — Мочалов подошел к стене, где висела карта района. Задумчиво глядел Сергей на коричневый массив хребта, мысленно проводя прямую линию маршрута от аэродрома к полигону Черный стан, над которым его полку предстояло во время учения атаковать колонну реактивных бомбардировщиков.

— Значит, Шиханский сказал, что в решении задачи инициатива предоставляется нам самим?

— Сказал. Но тут же прибавил, что ждет от нас хорошей массированной атаки.

— Первое отрадно, второе плохо, потому что начисто зачеркивает первое, — скороговоркой произнес подполковник и внезапно оживился: — Эх, Кузя, а как бы хорошо было, если бы мы получили полную свободу действий. Мы бы подумали тогда, как выгоднее атаковать «противника», — всем полком сразу или по-другому. Но что поделать, — он вздохнул и, задернув карту, строго прибавил: — Вызывай штурмана полка и начальника воздушно-стрелковой службы. План подготовить к вечеру.

— Слушаюсь, товарищ командир, — сказал Ефимков и удалился.

Из штаба Мочалов отправился на аэродром. Он шел вдоль длинного ряда реактивных истребителей. Вокруг самолетов суетились люди.

Старший лейтенант Пальчиков, поджав по-восточному ноги, сидел на траве и, тыча пальцем в планшет, что-то взволнованно объяснял своим ведомым Ларину и Москалеву. Сдвинув на лоб фуражки, из-под которых выбивались рыжие чубы, «аяксы» внимательно слушали командира. Заметив Мочалова, все трое вскочили.

— Сидите, товарищи офицеры, — мягко сказал Сергей, — чем занимаетесь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза