Летчики

А вот теперь он плетется наверх неуверенной, робкой походкой, низко нагнув лысеющую голову, прижимая к себе тонкую папку из крокодиловой кожи с «кое-какими оправдательными документами». Он плетется, и ему кажется, что мраморные ступеньки ускользают из-под ног, как палуба корабля в штормовую погоду.

Шиханскому уже известно, что инспектировавший соединение генерал-лейтенант Олешев доложил о случае на летно-тактическом учении, о попытке наказать Мочалова, проявившего инициативу.

Была и еще одна причина, заставлявшая Шиханского с большим опасением ждать предстоящего разговора. Около года назад офицер службы тыла Киримов написал Шиханскому и Земцову докладную записку, в которой осуждал применявшуюся в авиатехнических батальонах соединения систему обслуживания полетов автотранспортом. Киримов не знал, что эта система была введена самим Шиханским. Полковник Земцов, рассмотрев предложения Киримова, согласился с ними. Но когда он уехал, Шиханский снова все оставил по-старому, мало того, он записал Киримову в служебную аттестацию безжалостные слова: «В работе вял и безынициативен, утратил перспективу». При первой возможности Шиханский сумел добиться того, что Киримов был переведен с понижением по службе…

…И вдруг на учениях этот тихий, незаметный Киримов чем-то сумел понравиться инспектору. Генерал Олешев объявил ему в приказе благодарность и, вероятно, выслушав горькую исповедь офицера, доложил обо всем в главном штабе. «Вот тебе и новое назначение!» — шепчет Шиханский.

Поднявшись на третий этаж, он тяжело переводит дух и смотрит на разовый пропуск. Там написано: комната 353, к Осипову. «Осипов — генерал-лейтенант, — думает Шиханский, — на этой должности он недавно. Инициалы его И. Е. И нашим бомбардировочным полком в сорок первом под Смоленском командовал полковник Осипов Иван Ефимович. А впрочем, кто-то мне говорил, что Осипов после войны пошел учиться».

Шиханский входит в приемную, несмело направляется к широкому, заставленному несколькими телефонами столу, из-за которого ему навстречу поднимается моложавый адъютант.

— Товарищ капитан, — неуверенно начинает Шиханский, — я прибыл из Энска. К двенадцати часам меня вызывает генерал Осипов. Сейчас без одной минуты двенадцать. Вы доложите?

— Генерал-лейтенант вас ждет. Можете заходить.

Шиханский весь подобрался, одернул рукава тужурки, поправил на груди орденские планки и толкнул дверь. Он увидел большую длинную комнату и в самой глубине ее огромный письменный стол, за которым сидел генерал в легком белом кителе. Шиханский узнал Осипова. Да, это был он, его бывший командир полка. За двенадцать лет он заметно постарел. Короткий жесткий ежик волос густо выбелила седина. Но в сухопарой высокой фигуре Осипова чувствовалась энергия, и выпуклые глаза совсем молодо блеснули из-под седых бровей. «Не может быть, чтобы он меня не вспомнил», — с надеждой подумал Шиханский.

— Полковник Шиханский, — заговорил Осипов, и Шиханский тотчас же вспомнил, что и тогда, в сорок первом, этот человек говорил таким же звучным баритоном. — По долгу службы мне приходится вести в своем кабинете разговоры не только приятные. Разговор, который у меня предстоит с вами, относится к числу неприятных. — Генерал сделал паузу, быстро вскинул вверх голову, так что острый, старательно выбритый подбородок очутился на уровне глаз Шиханского, и вдруг спросил: — Где вы служили в сорок первом?

— В двадцать пятом бомбардировочном полку, товарищ генерал, — отчеканил Шиханский, — вы должны меня помнить. Этим полком в сорок первом году командовали вы.

Генерал быстрыми шагами прошелся по кабинету, потом, заложив руки за спину, подошел к окну. За окном кипела дневной суматохой одна из московских улиц. Звенел трамвай, с глухим шумом цеплялась за провода дуга пробегающего троллейбуса, мчались «зимы», «победы», «москвичи». На широкой аллее зеленели кроны деревьев. Осипов оперся руками о подоконник. Ветер туго надул рукава белого кителя.

— У меня в полку служил капитан Шиханский, — заговорил генерал, не оборачиваясь, и в его голосе зазвучали недовольные нотки, — штурманом эскадрильи был. Такого помню. И плохого про него ничего не могу сказать. Сам вручал ему первый боевой орден. На Минск рвалась колонна гудериановских танков, а у меня из всего полка оставалось девять исправных бомбардировщиков. И я их послал на цель. Помнится, штурманом на флагмане тогда полетел капитан Шиханский. Ему в ту пору, кажется, тридцать или тридцать два года было.

— Тридцать два, — уточнил полковник, напряженно глядя на седой затылок генерала.