– Почему это должно тебя волновать? – удивился Северин. Он уже понял, что продолжения не будет, момент потерян, магия желания разрушена, по крайней мере, на сегодня. Получается, Лаура все-таки помешала сегодня Северину. Нарушила договоренности, появилась третьей лишней – на свидании с Карри.
– Но это важно… Ты, оказывается, несвободен. Это очень важно! – шепотом закричала Карри.
И убежала прочь.
Северин остался один в коридоре. Посмотрел на свое изображение на картине.
Кажется, нарисованный Северин подмигнул ему. Или это у реального Северина невольно дернулся глаз, когда он понял, что его любимая игрушка внезапно потерялась?
Он женат. У него есть дети. А это значит, что отношения с ним невозможны.
Карри не была бы столь принципиальна, если бы история с изменой одного из супругов не коснулась ее собственной судьбы, не перепахала бы жизнь надвое, не разделила бы ее на «до» и «после».
Мама.
Все из-за мамы. Бросила их с отцом и уехала вслед за любовником. Не появлялась и не интересовалась, как живут те, кого она оставила, близкие ей люди – Карри и папа.
Карри не могла стать разлучницей по определению. И именно поэтому у нее самой до сих пор не было личной жизни. Ведь любимый человек может предать. Бросить. Второй раз оказаться в положении брошенной она не могла, наверное, именно поэтому Карри инстинктивно сторонилась любых отношений.
Когда она влюбилась в Северина (а она в него влюбилась, это надо признать), Карри теоретически предполагала, что и Северин может ее бросить. Да и вообще они слишком разные, чужие… Мезальянс – есть такое старинный термин, как раз подходит к подобной ситуации.
Словом, Карри изначально не надеялась, что их отношения с Северином разовьются во что-то серьезное, она ничего не загадывала, она просто плыла по течению.
Но вот о том, что Северин может оказаться несвободным, Карри не думала вообще.
Это типичная проблема людей без опыта, она не зависит от возраста. Не имеющие опыт в чем-то рассуждают в этой области чисто теоретически, думая, что «со мной такого случиться не может». И первое столкновение с реальностью становится для таких людей серьезным ударом.
Почти всю весну и начало лета, весь этот временной промежуток Карри ощущала нарастающую влюбленность. Она уже почти полюбила Северина, она чувствовала себя в полной его власти, она была уже готова идти за ним куда угодно.
И она пошла, пока ее путь не преградил тот семейный портрет. На котором, помимо Северина, была изображена красивая милая женщина, а еще эти красивые милые мальчики…
Карри в эту картину никак не вписывалась.
Но так странно… Вот только что она была влюблена – и вот уже она отдирает от себя эту влюбленность, почти приросшую к коже. Вместе с кожей, истекая кровью, испытывая боль, которую так старательно избегала годами.
Карри, почти ничего не видя от застилающих глаза слез, металась по коридорам. Сейчас они напоминали лабиринт, иные двери были закрыты, другие уводили в тупик.
Наконец Карри смогла выскочить из дома и оказалась в саду.
Здесь, в отличие от выстуженных кондиционерами коридоров и комнат, царило тепло и безмятежность, над цветами умиротворяюще жужжали пчелы, где-то в траве стрекотали кузнечики. Высоко в небе летел самолет, оставляя за собой тонкий белый след, и доносилось отдаленное, такое привычное гудение.
Мир, оказывается, не рухнул.
Некоторое время Карри стояла неподвижно, стараясь успокоиться, потом очнулась и обнаружила, что держит в руке скрипку со смычком. Так и не смогла с ними расстаться, на автомате захватила с собой.
Карри положила скрипку на плечо, прижала ее подбородком, взмахнула смычком и принялась играть ту мелодию, что пришла ей в голову первой.
И грустную, и веселую одновременно. Или к этой мелодии нельзя применять подобные определения? Есть же состояния человеческой души, которые вне слов. Так бывает, когда печаль вдруг налетает в солнечный теплый день… Или когда грустно, но сознание посылает сигнал о том, что все пройдет, что и эта, сегодняшняя печаль тоже когда-то растворится, растает, не оставив и следа. Это странное состояние, которое ощущается как та самая «невыносимая легкость бытия».
Карри играла и играла, лишь потом вспомнила название этой мелодии. «Полет кондора».
Наверное, Карри просто хотела улететь отсюда, если сбежать сейчас не получилось.
Она доиграла мелодию до конца, затем опустила руки вместе со скрипкой и смычком. Было по-прежнему больно, но боль уже не казалась столь острой, нестерпимой, жалящей. Боль никуда не ушла, но с ней уже можно было дышать.
– Браво, – сказал кто-то рядом.
Карри, вздрогнув, повернулась и увидела неподалеку мужчину – он стоял, прислонившись плечом к березе. Еще довольно молодой на вид, лет тридцати пяти, наверное. Невысокий, с темными, почти черными волосами, достающими до плеч. С резкими чертами лица и довольно длинным носом. Джинсы, клетчатая рубашка навыпуск… Кто-то из персонала? Хотя сейчас нельзя судить по одежде.
Карри молча поклонилась.