Летящая на пламя

Дыхание Шеридана стеснилось в груди. Олимпия была так хороша и к тому же не желала убирать свою ладонь с его руки. Шеридан в отчаянии отвернулся.

Приближалась зима. Шеридана не мог обмануть сегодняшний погожий денек. Скоро наступят лютые холода, и им крупно повезет, если они сумеют их пережить. Ему необходимо было сейчас встать, уйти из этой хижины и начать строить себе другое пристанище. Ему никак нельзя было оставаться с ней; безумно было думать, что, дотронувшись сейчас до нее, он сумеет сохранить хладнокровие и самообладание.

И все же Шеридан не мог уйти. Он зашел уже слишком далеко.

— Ложитесь, — бросил он Олимпии, стараясь не смотреть на нее.

Она молча, с уморительной торжественностью выполнила команду. Олимпия воспринимала все так серьезно и подчинялась ему так беспрекословно, как будто наступил Судный день. Шеридан в растерянности провел рукой по волосам и взглянул на Олимпию. Он не знал, что ему делать, с чего начать. В этом случае ему вряд ли мог пригодиться богатый опыт его распутной молодости, когда он заговаривал зубы смазливым легкодоступным девицам, а затем увлекал их в близлежащий бордель, где развлекался с ними до утра. Шеридан лихорадочно вспоминал, что именно говорил им тогда, но не мог припомнить подходящих слов, кроме пошлых шуточек и нелепых нравоучений, которые читал им для забавы, да и сами эти девицы были беспечными потаскушками, разряженными и размалеванными, их дешевые духи не могли перебить стойкого запаха пота.

Нет, Шеридан не мог обратиться сейчас к Олимпии с теми же словами. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.

Шеридан страшно жалел, что затеял все это. Испытывать подобные чувства и не сметь дотронуться до Олимпии было самоубийством.

— Вы хотите дотронуться до меня, — произнес наконец он, поднося ее ладонь к своим губам. — Я тоже хочу этого. Я покажу вам, как это делается… На теле есть такие места, прикосновение к которым доставляет настоящее наслаждение.

Олимпия облизала губы, и, глядя на кончик ее розового язычка, Шеридан почувствовал возбуждение.

— Вполне возможно… что я начну забываться. Если я сделаю хоть что-то, что вам не понравится, скажите мне сразу же, и я… я прекращу. — Он перевел дыхание.

Они помолчали.

— Я думаю, что вы могли бы стать настоящим героем, — грустно сказала Олимпия.

— Сомневаюсь в этом.

Шеридан снял бушлат и стащил через голову рубашку с одним-единственным рукавом. В хижине было довольно прохладно. Растянувшись рядом с Олимпией, Шеридан положил ее ладонь себе на грудь и накрыл своей рукой.

— Быть негодяем иногда чертовски приятно и выгодно, — промолвил он, — особенно если держишь в своих объятиях прекрасную женщину.

Олимпия беспокойно заерзала под своим меховым одеялом.

— Я вовсе не прекрасная женщина.

Он крепко сжал ее пальцы в своей руке.

— К сожалению, я должен заявить вам, что вы понятия не имеете о том, о чем я говорю. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

— Но я же толстая! — воскликнула она с замиранием сердца, робко пытаясь вырвать руку, которую Шеридан увлекал все дальше.

Но он только крепче сжал ее, тяжело дыша. Их руки дошли наконец до ремня на его брюках. Шеридан закрыл глаза.

— Здесь, — промолвил он, тяжело дыша.

— О! — испуганно воскликнула Олимпия.

— Все в порядке. Слышите? Все в полном порядке… Не… не отнимайте у меня руку…

— Но я же могу причинить вам боль!

— Нет, — сказал он, качая головой. — Нет!

Он медленно разжал пальцы и, выпустив ее ладонь, быстро расстегнул брюки, снова схватив запястье Олимпии в тот момент, когда она уже хотела отдернуть руку. А затем мягко, но решительно положил ее пальцы на распаленную плоть, зарывшись лицом в волосы девушки и до крови закусив губу.

— Вы дрожите, — робко сказала она.

— Это от наслаждения, — отозвался он изменившимся голосом. — Мне очень приятно.

— Но я чувствую себя не в своей тарелке. Шеридан коснулся ее щеки губами.

— Почему?

— Потому что… — Она от волнения чуть сжимала и разжимала пальцы, и у Шеридана от этих судорожных движений шла голова кругом. — По-моему, это не должно мне нравиться.

— Но это все же вам нравится, не так ли?

Она не ответила, однако ее щеки вспыхнули ярким румянцем. Шеридан убрал руку, но Олимпия так и не разжала пальцы. Через некоторое время она в смущении спрятала лицо на его плече. Ее пальцы начали легко двигаться, чуть касаясь его кожи и исследуя незнакомые уголки его тела. Шеридан притянул голову Олимпии к груди и прижался к ее волосам губами.

— О Боже, — простонал он. — Хватит… надо остановиться… Олимпия тут же отдернула руку, и Шеридан слегка ослабил объятия.

— Теперь вы видите… — промолвил он, пытаясь восстановить дыхание, — каким образом вы можете мучить меня.

Олимпия широко раскрыла глаза от изумления, глядя на то место, до которого только что дотрагивалась. А затем, вскинув глаза на Шеридана, она некоторое время следила за выражением его лица, как следит кошка за канарейкой, и ее рука снова скользнула вниз.

— Достаточно, я сказал! — взревел Шеридан и перехватил ее руку. — Нам пора двигаться дальше.

Олимпия закусила губу.

— Еще немного…