Летящая на пламя

Положив собранную крапиву в заросли сухостоя, Олимпия поплотнее завернулась в свой плащ и начала осторожно спускаться вниз. Несколько раз она окликала Шеридана, но ветер относил звуки в сторону. Подойдя поближе и замедлив шаг, Олимпия рассмотрела, что капитан сидит на корточках на скале спиной к ней.

Она отмахнулась от летящего прямо на нее грача и остановилась в нескольких ярдах от замерзшего Шеридана, запахивая полы плаща на ледяном порывистом ветру. Шеридан не замечал ее, погруженный в свое занятие. Он добывал мякоть моллюсков из раковин. У его ног прыгал серебристый комок пуха, поднимаясь время от времени на короткие лапы. Пингвин раскрывал клюв, издавая резкие пронзительные звуки, когда Шеридан запаздывал с кормом, слишком долго возясь с очередным моллюском. Склонив голову, пингвиненок кружился, словно пьяный, помахивая одним крылом и вытянув в сторону другое, которое было перевязано. Приглядевшись, Олимпия поняла, что это была одна из ее подвязок для чулок, пропавшая таинственным образом три дня назад.

Внезапно на голову Шеридана спикировал грач, и тот, схватив весло, замахал им над головой, ругаясь и опираясь рукой о землю, чтобы удержать равновесие. Большая пригоршня моллюсков выпала у него из рук и раскатилась по земле, на них тут же налетела стая грачей, а пушистый комочек запрыгал у ног Шеридана с жалобным писком, пощипывая его клювом за колени.

— Мерзкие твари! — Шеридан встал на ноги, все еще не замечая Олимпию, и отбросил ногой в сторону несколько особенно наглых птиц, которые начали нападать на неуклюже переваливающегося с боку на бок пингвиненка. — Оставьте бедного малыша в покое, вы слышали?

Грачи продолжали драться из-за моллюсков, а пингвиненок все так же жалобно поглядывал на Шеридана, размахивая здоровым крылом и издавая душераздирающие крики.

— Ладно, успокойся, — сказал ему Шеридан, — ты же знаешь, что я тоже чертовски голоден.

Но малыш был безутешен. Олимпия зажала рот рукой.

— Ну хорошо, — сказал Шеридан, отогнал веслом грачей и быстро поднял с земли моллюсков. Но на него тут же налетели прожорливые птицы, норовя побольнее клюнуть. — О Боже, если я из-за этого потеряю руку… — мрачно бормотал Шеридан, выковыривая мякоть из раковины и поднося ее на кончике ножа пингвиненку. — Ах ты, мячик в перьях, держись от меня подальше, не смей трогать мои сапоги, они мне еще пригодятся, а если ты будешь клевать мое колено, я отнесу тебя к ее высочеству, вот тогда попляшешь! Она сделает из тебя жаркое. Поверь мне, ее высочество не задумываясь расправится с любым малым во имя правого дела. — Пингвиненок хлопал крылом и пронзительно верещал. Шеридан вынул из раковины еще одного моллюска. — Значит, мои слова не произвели на тебя никакого впечатления, да? А зря! Она наводит ужас на всех здешних гусей, потому что хладнокровно сворачивает им шеи. Она ощиплет тебя и поджарит, прежде чем ты успеешь пикнуть.

— Я вовсе не собираюсь это делать! — возмущенно воскликнула Олимпия.

Шеридан вздрогнул и обернулся. Стая грачей поднялась в воздух, а затем вновь набросилась на рассыпанных по земле моллюсков. Пингвиненок прибился к ногам Шеридана и уселся там.

Шеридан покраснел от смущения, застигнутый врасплох.

— Что вы тут делаете?

Спрятав улыбку, Олимпия наблюдала за тем, как пингвиненок чистит клювом свой пух.

— Я увидела вас со скалы и решила, что вы поранились.

— Я цел и невредим.

— Теперь вижу.

Шеридан побагровел. Олимпия с интересом наблюдала за ним, она еще ни разу не видела Шеридана Дрейка в таком замешательстве.

— Я нашел его, — начал рассказывать он, как бы оправдываясь. — Птенец отбился от стаи, а эти проклятые грачи пытались заклевать его, и он не смел высунуть голову из расщелины скалы.

Шеридан вновь замахнулся веслом на огромных птиц. Они разлетелись в разные стороны, но буквально через мгновение вернулись и продолжили свое сражение за добычу.

Пингвиненок закинул головку, взглянул на Шеридана и издал протяжный крик, выражавший, по-видимому, возмущение.

— Вы опять ведете себя как настоящий герой, — сказала Олимпия.

— Я противен самому себе, — шутливо заметил Шеридан. — Стараюсь быть хамом, но это у меня не получается.

Олимпия оглядела его высокую стройную фигуру в рваном бушлате. Он стоял под порывами резкого ветра с веслом в руках, словно рыцарь со своим копьем; на мысе его сапога устроился серебристый комочек пуха, пингвиненок, который, по-видимому, относился к Шеридану с полным доверием.

— Иногда мне кажется, что вы не особенно сильно стараетесь, — тихо произнесла она.

Шеридан опустил глаза. Пингвиненок заерзал, удобнее устраиваясь, поморгал своими круглыми черными глазками и закрыл их, удовлетворенно вздохнув.

— Разве? — спросил Шеридан. — В таком случае мне придется сожалеть об этом до конца жизни.

И он вновь замахнулся веслом на обнаглевших грачей.

Неделю спустя Олимпия стояла, тяжело дыша, на коленях и наблюдала за тем, как Шеридан ковыряет промерзшую землю куском железного обода от бочонка. Они работали на штормовом ветру недалеко от хижины. Олимпия выбрасывала землю из ямы жестяным ведром.