Летят наши годы

Сельская жизнь пошла Николаю на пользу. По утрам, обзаведясь удочкой, он уходил на пруд; к обеду возвращался домой, неся на забаву коту нанизанных на ивовый прут плотвичек; потом на огород, где под холодком вишневых кустов стояла армейская раскладушка. Превосходно это - слышать, как гудит пчела, успокоенно вбирать глазами высокую синеву. Вечерами Николай просиживал у радиоприемника, с улыбкой поглядывая, как хлопочет повеселевшая Маша и ужинает набегавшийся, с облупленным носом, Сашка. И удивительно: еще недавно тревожившая музыка звучала здесь светло и жизнеутверждающе.

Скучнее стало осенью и зимой, когда непогода удерживала дома, но Николай к этому времени уже освоился в Двориках. Раз-два в месяц ходил на партийные собрания в школу, куда он встал на учет, перезнакомился и подружился с преподавателями. В день Советской Армии он сделал доклад, явившись на торжественное заседание, к удовольствию мальчишек, в парадном мундире при всех орденах и медалях; потом провел беседу о Бетховене, к которой пришлось основательно подготовиться. С людьми было легче и теплее.

Труднее зима досталась Маше: слегла и третий месяц не поднималась с постели мать. Накануне октябрьских праздников Маша договорилась было пойти работать в библиотеку на свое прежнее, девичье место, и не получилось. Пришлось надолго стать не только хозяйкой, но и терпеливой, заботливой сиделкой - кажется, это было последнее, что она могла сделать для матери...

Похоронили ее в начале лета, через несколько дней после того, как Денисовы отметили годовщину своего переезда в Дворики.

Смерть оглушила их всех троих - одинаково и поразному. Сашку, в представлении которого пока все люди были вечны, - жестокой правдой, Машу - потерей дорогого человека, Николая - естественной болью, к которой невольно примешивались мысли о собственной нелегкой судьбе.

Последние дни перед кончиной с постоянным дежурством то врача, то сестры, сама кончина - тягостная и длительная и не менее тягостный похоронный обряд - все это выбило Николая из колеи. Неделю после всего этого пришлось отлежать - ноги почти совсем не слушались; потом, когда он, тяжелее, чем обычно, нажимая на палку, пошел, - добавилось новое. Временами начала находить слабость, исчезала она быстро, но несколько этих минут Николай чувствовал себя совершенно беспомощным, словно вареным; страшнее всего, что в такие мгновения замедлялась речь. Ощущение было такое, будто язык, распухая, с трудом поворачивается и вот-вот остановится вовсе.

В начале сентября, когда Сашка поступил в институт и остался в Рязани, Денисовы отправились в Москву. На руках у Николая было направление облвоенкомата в центральную клинику нервных болезней.

Устроиться в гостиницу оказалось трудно, хорошо, что у Николая был адрес школьного товарища Валентина Кочина. Заодно Николаю хотелось просто повидаться с приятелем. Валентину тоже довелось немало хлебнуть в последние годы.

Валька ахнул, расцеловал Николая, а заодно и Машу; его жена Светлана, молодая рыжеватая женщина в роговых очках, оказалась удивительно простой и сердечной, через несколько минут Маша чувствовала себя с ней, как с подругой.

"Хорошие все-таки были у нас в классе ребята", - думал Николай, тепло поглядывая на подвыпившего по случаю встречи, все такого же шумного Валентина.

- Не журись. - Валька ерошил пятерней по-прежнему густые темные волосы, подмигивал. - Вылечат!

Начались обычные в таких случаях воспоминания - кто где, кто кого встречал, Валентин звонко шлепнул себя по лбу.

- Вот голова садовая! Лешка же Листов в Москве.

Медик, кандидат наук, светило, говорят! Вот кто тебе поможет. Звони!

Минуту спустя Николай стоял в прихожей, плотно прижав к уху телефонную трубку.

- Листов слушает, - отозвался в трубке уверенно-солидный и все-таки хорошо знакомый голос.

- Леша, - заволновавшись, медленней, чем обычно, заговорил Николай. Здравствуй, Леша... Это Денисов.

- Вероятно, вы не туда попали, - после короткой паузы ответил Листов.

- Да я это... Денисов. Ты что - Кузнецк забыл? - Николай прислонился к стене, чувствуя, какой тяжелой стала вдруг телефонная трубка.

- А, Николай, - голос в трубке стал мягче, проще. - Здравствуй, здравствуй. Откуда ты?..

Денисову здорово повезло: оказалось, что Листов работает в той самой клинике, куда направили Николая. Листов пообещал посодействовать, чтоб не тянули с приемом, и просил позвонить послезавтра в это же время.

- Договорились?

- Договорились, Леша, - кивнул повеселевший Николай, голос его окреп...

- Ну, будь здоров. Жду звонка.

Мембрана щелкнула, Николай растерянно положил трубку. Да чего же он так быстро?

- Ну что? - подошел Валентин.

- Обещал помочь. - Николай пожал плечами.

- Свинья он. - Валентин сказал это зло и убежденно.

- Может, занят, - попытался смягчить Николай, сам понимая, как неубедительно прозвучало объяснение.

- Куда там занят! - Валентин махнул рукой. - Каким был, таким и остался!..

Ночью, прислушиваясь к шуму машин под окном, Николай снова подумал о Листове и мысленно согласился с Валентином. Пожалуй, верно, что Листов таким и был.