Летние расследования

– Век живи – век учись, – сказал мужчина молодой жене, и они вместе поехали подавать документы. Она – в медучилище, а он – на механика. Им очень хотелось детей, но они не торопились. Впереди была долгая и счастливая жизнь.

Глава 5. Бирюлево, 1956 г.

Оказавшись в кабинете, следователь налил в кружку холодную простоквашу и с наслаждением выпил. Он понимал, что в школе придется побывать не один раз. Все – от директора до сторожихи – что-то скрывали, и Петр Петрович догадывался, почему. Мария Степановна явно не была святой, даже наоборот, и коллектив решил не выносить сор из избы. Конечно, за это их стоило похвалить, но такое решение мешало следствию.

Мартынов достал платок и вытер вспотевшую голову. Он мечтал скорее освободиться, пойти домой и завалиться спать, но это ему не светило. Случай из ряда вон выходящий, первый на его памяти. Петр Петрович никогда еще не расследовал убийство учителей, людей самой уважаемой профессии, и сейчас, размышляя над словами Тани, склонялся к мысли о бытовухе.

– Мечтаешь? – Криминалист Михалыч, как всегда, входил к нему без стука. – Небось, об этой учительнице думаешь?

– Ты прямо провидец, – усмехнулся следователь. – Рассказывай, что там у тебя.

– Женщина убита хрустальной вазой, об этом ты уже знаешь, – начал эксперт. – Думаю, убийца – мужчина.

– То есть насчет дам ты настроен категорически? – уточнил Мартынов.

Михалыч задумался:

– Представь себе, совсем не исключаю. В наше послевоенное время, когда многие женщины взвалили на себя мужскую ношу, появились эдакие бой-бабы. Ну, про которых Некрасов говорил: «Коня на скаку остановит». Вот такая, пожалуй, могла бы убить.

– Понятно. – Мартынов помрачнел. – Значит, тут мы не сдвинулись с места, кроме разве одного. Убийца не планировал лишать ее жизни, иначе принес бы орудие из дома, а потом бы благополучно избавился. Но это нам мало что дает. Преступник оказался ушлым и стер все отпечатки. Если подытожить, все равно получается: улик кот наплакал.

– Обижаешь, начальник. – Эксперт поджал губы. – Есть еще время убийства – от половины двенадцатого до полуночи. По-моему, ты все же сможешь сузить круг подозреваемых. Старушка, судя по всему, была консервативна и в позднее время никого не пускала на порог, а убийцу пустила.

– Да, есть над чем поразмыслить, – согласился Петр Петрович и поднял трубку телефона. – Орловский, зайди ко мне.

Гриша Орловский слыл лучшим оперативником в управлении и, по мнению коллег, мог отыскать иголку в стоге сена при условии, что она там действительно есть.

– Гриша должен был поговорить с участковым, – пояснил следователь. – Если хочешь, посиди, простоквашу могу предложить.

Михалыч замахал руками:

– Нет, простоквашу только по вечерам пью. Сейчас бы чем-нибудь основательным подкрепиться. Бутербродика у тебя нет?

Петр Петрович покачал головой:

– С утра не успел сделать. Я тебе говорил, что мои уехали в деревню к Тосиным родителям? Так что теперь я вроде холостякую.

– Если бы я знал, то обязательно принес бы тебе перекусить, – сказал криминалист и встал. – Завтра будут тебе бутерброды.

Мартынов хотел отказаться, но маленький, пухленький Михалыч ринулся к двери, шутливо поклонившись стройному, спортивному Грише Орловскому. Григорий подмигнул эксперту и поспешил занять стул.

– Только вернулся после разговора с участковым, – виновато начал он, словно оправдываясь, что следователю пришлось его вызывать. – Ничего особенного не узнал, кроме того, что Мария Степановна была страшной жалобщицей. Она забрасывала кляузами и его, и другие инстанции.

– Что же нервировало старушку? – поинтересовался Мартынов.

Орловский сразу выдал ответ:

– Да все и все. На своих соседей по коммуналке, Сапожниковых, она целый мешок писем настрочила. Дескать, Варвара шьет по ночам, а стук швейной машинки мешает уснуть, а глава семьи постоянно приходит пьяным. Строчила она и на коллег, просила проверить, на какие доходы муж завуча приобрел «Запорожец», а директриса – беличью шубу?

– Выяснили? – поинтересовался Петр Петрович, не ожидая, впрочем, услышать что-нибудь из ряда вон выходящее.

– Выяснили, – кивнул Гриша. – Муж завуча – инвалид войны, у него после отравленной пули пальцы на ноге загнивают. Он давно стоит на очереди на машину, вот и пришло время. А беличья шубка директрисы – наследство от матери. В семье ее берегли, надевали только по торжественным случаям, она и как новенькая. Похоже, учительнице просто нравилось строчить кляузы, неважно, на кого и по какому поводу.

– Так. – Петр Петрович сдвинул брови. – А есть такие, кому кляузы испортили жизнь?