Летние сумерки

— А в наше время, вспомни! — продолжал Даюнов. — Пляжи в Серебряном бору, в воздухе легкий флирт. Отношения между людьми были гораздо чище. А теперешнее поколение — люди без совести… И все наши женщины учились, работали, хотели обзавестись семьей, а у теперешних одни «бабки» в голове… А более-менее умные стремятся укатить за границу. Самых красивых увозят в Турцию, Италию, заманивают в варьете, а отдают в публичные дома. Что делается?! Мы теряем генофонд нации!

— Через десяток лет по улицам будут шастать одни уродины, — соглашался Левутин и возмущенно восклицал: — И это в России, которая всегда славилась красивыми бабами!

Самое смешное, в сравнении с молодым поколением, Даюнов в самом деле выглядел всего лишь художником с повышенной чувствительностью к красоте, а Левутин — не больше, чем истинным ценителем женского тела. Не удивительно, что они и сами себя таковыми считали — когда они сравнивали теперешнее положение дел в любовной сфере со своим временем, у них прямо-таки вырастали крылья, они превращались в ангелов и начисто забывали о «разбитых сердцах». Ну, а если вспомнить об этих «сердцах», о тех, кому они причинили немало страданий, то придется констатировать — что бы ни говорили женщины о главных качествах, которые ценят в мужчинах: об уме и таланте, порядочности и доброте, Даюнов блестяще опроверг эти разглагольствования, показав, что все решает умение любить. А Левутин и это опроверг, доказав, что большинство женщин прежде всего ценят в мужчине уверенность в себе и твердость повелителя. Впрочем, и тот и другой заканчивали свою сексуальную карьеру довольно печально.

Через несколько лет Даюнов все-таки познакомился с идеальной женщиной; в ней было все, что он искал в своих многолетних похождениях, но он уже был не тот — мало того, что сдал внешне (и, естественно, физически), потускнела его всегдашняя веселость, юмор оскудел. Они познакомились в компании, уединились на балконе… Даюнов разговаривал с идеальной женщиной, любовался ею; опираясь на свой колоссальный опыт, заранее представлял весь их роман и даже семейную жизнь, и приходил к неутешительному выводу, что на эту главную любовь у него не осталось сил. И женщина это чувствовала, и разговаривала с Даюновым снисходительно-иронично, от чего Даюнов обмякал еще больше.

Левутин в пятьдесят лет встретил потрясающую молодую женщину; внешне она была неотразима — длинноногая, длинноволосая с ярко-синими глазами, когда она шла по улице, мужчины останавливались и восторженно прищелкивали языком. Она была научным сотрудником, объездила весь мир, отлично говорила по-английски и по-французски, и переводила зарубежных поэтов; по уверенности в себе, она напоминала Левутина, но сверх своих талантов и тонкого ума, имела множество добродетелей, о которых сексуальный монстр имел неясное представление. Первый раз в жизни Левутин увидел в женщине не самку, а женщину и был ослеплен ее блеском. Он впервые потерял свою твердую волю и, ради этой необыкновенной женщины, был готов на все.

Для начала он рассказал ей всю правду о себе, поклялся, что полностью изменится и предложил руку и сердце, и заявил, что будет образцовым супругом. Но она отвергла его. Именно эта женщина сказала Левутину выразительную фразу, похожую на жестокую пощечину, и еще добавила:

— …Вы ничтожны, потому что ничего не сделали доброго в жизни, несли одно зло. И в творчестве не стали личностью, и, наверняка, как мужчина плохо сохранились. Под старость останетесь в одиночестве, никому не нужный — это будет расплатой за вашу никчемную жизнь.

После столь жестокого поражения, Левутин на время ударился в религию и даже начал писать поэму, в которой выразил претензии к Богу за то, что тот вселил в женщин «дъявола», но Даюнов раскритиковал творение приятеля:

— Мы с тобой уже не в том возрасте чтобы ссориться с Богом!

И все же многие мужчины, охваченные завистью к бурной жизни Даюнова и Левутина, склонны считать их счастливцами и даже героями, они убеждены — чтобы иметь огромный успех у женщин, нужен особый талант, особый природный дар. Скорее всего, так оно и есть — без особых качеств здесь не обойтись. Вопрос в другом — не разъедают ли эти качества другие, не менее ценные? Как ни крути, а интерес Даюнова и Левутина ко всему, не связанному с женщинами, был недостаточно высок, а точнее, непростительно низок. Но в чем можно не сомневаться — даже будучи старым и немощным, стоя на пороге смерти, Даюнов непременно скажет:

— Эх, влюбиться бы в кого-нибудь!

А Левутин, вполне возможно, в предсмертном завещании распорядиться, чтобы в его гробницу переносили прах всех женщин, которых он встречал в жизни, чтобы на Том Свете стать обладателем большущего гарема.

Зоопарк моего деда