Приспособленные к высокой температуре слепни, или табаниды (Tabanidae), – крупные крепенькие насекомые с короткими ногами и быстрым тихим полетом. У них огромные, часто переливчатые зеленые глаза, и по-английски некоторые виды называют copperheads – «медные головы». В семейство, в частности, входят рода слепни (
Из всех кусачих мух я больше всего не люблю самых мелких – мокрецов. Они особенно активны теплыми влажными ночами. По-английски их называют no-see-ums – «невидимки». Их действительно не видно, не слышно, и запаха у них тоже нет. Но, если они налетят, вы сразу это поймете. Вы почувствуете, что по вам кто-то ползает, а от укусов уже жжет все открытые части тела, да и закрытые тоже. Эти насекомые достанут вас и в доме, большинство оконных сеток для них не препятствие.
Один мой приятель, гид по Мэну, как-то водил пару летних спортсменов из Нью-Джерси, которые никогда раньше не встречались с мокрецом. Он рассказал мне о незабываемом происшествии. Все трое в сумерках прибыли в идиллическое, райское местечко глубоко в лесах, где собирались разбить лагерь. Пока они распаковывались и устраивались, спортсмены начали почесываться. Затем они вдруг поняли, что на них напали, и тогда вскочили и, как сказал мой друг, «буквально рехнулись». В конце концов, пытаясь уйти от своих мучителей, спортсмены убежали с места стоянки. В отличие от сверхскоростных слепней, которых не обгонит и олень, мокрецов достаточно спортивный человек перегнать может. Только бежать некуда: мокрец есть везде.
Дым. ДЭТА. Бег. Ничто не помогало. Даже раньше, чем можно было ожидать, туристы попытались отвлечься с помощью драгоценного запаса пива. Однако ночь была жаркая и душная, налет гнуса затянулся, пива оказалось мало. В итоге мой друг был вынужден провести ночь со своими гостями в машине, катаясь туда-сюда по неровной дороге через лес, чтобы прохладный ветерок сдувал насекомых. Это работало, пока не кончился бензин. Истощенные во всех смыслах отдыхающие утром поспешили обратно в Нью-Джерси.
Что ж, в Новой Англии хотя бы не приходится платить дань оводам. Они ведут себя еще неприятнее, чем перечисленные кровососы, – особенно для оленей в тундре. Крупные оводы доводят карибу до безумия, залетая им в ноздри, чтобы отложить туда не яйца, а прямо живых опарышей, которые пробуравливаются внутрь и блуждают по телу, пока не устроятся под шкурой, где и будут расти до взрослого состояния. Когда опарыши хорошо откормятся и вырастут, они выходят из шкуры, чтобы окуклиться на земле. Зимой на только что освежеванном карибу я видел десятки больших белых волдырей, и в каждом сидел крупный опарыш овода. В Мэне я также видел оводов на ошкуренных мышах и бурундуках; относительно размера хозяев эти опарыши были примерно как для человека сурок.
Двукрылые кое-чему научили меня. Я узнал, что бесполезно пытаться прибить гнус ладонью. Что полезно, напротив, присмотреться к насекомым, чтобы отличать безвредных от надоедливого гнуса. Мне милы те из двукрылых, кто танцует для своего удовольствия. Я без уничижения отношусь и к тем, кто пьет мою кровь, чтобы отложить драгоценные яйца. Они просто так запрограммированы. Бесполезно пытаться отучить их от этого. Лучше не морщась принимать укусы и вырабатывать иммунитет к токсинам.