Лето у моря

— А я тебя еще больше, — шепнул я и поцеловал ее в сомкнутые губы. — Расскажи мне о маме, если можно.

— Тебе можно, — кивнула Брэнда.

В этот момент дверь открылась, и дворецкий Гарольд торжественно вкатил в гостиную столик на колесиках, на котором стоял графин с холодным чаем и еще какие-то закуски в многоярусных тарелочках.

— Спасибо, Гарольд, — поблагодарила его Брэнда. — Дальше мы сами, можете идти.

— С вашего разрешения, мисс, — прикрыв двери, дворецкий вышел из гостиной, оставив нас наедине. Брэнда налила нам чаю и, забравшись с ногами на диван, прижалась поближе ко мне.

— Мама была очень красивая, — начала она, — и очень веселая…

— На портрете у нее грустный взгляд, — осторожно заметил я.

— Да, я знаю, но не могу объяснить, почему. Может, ее что-то расстроило в тот момент… Мама всегда говорила, что каждый день в жизни нужно проживать как последний, что каждый прожитый день бесценен только потому, что его уже никогда не вернуть. Знаешь, они с папой такие разные! Удивительно, что они вообще поженились, но это действительно была любовь с первого взгляда, Дик, мне мама часто рассказывала.

— Твою маму звали Ребекка?

— Откуда ты знаешь? — спросила Брэнда. — А-а, читал, наверное, ее статьи?

— Нет, милая, — честно признался я, — изучал биографию твоего отца. Но ни о тебе, ни о твоей маме там ничего нет. Только ее имя.

— Знаю. Папа не хочет, чтобы в прессе о нас упоминалось. Хотя странно: маму-то читали многие, она ведь была журналистом. Газета «Таймс», финансовый отдел. У нее там была своя колонка.

— В самом деле? — я был удивлен. Мне почему-то виделось, что жена Кэмпбелла просто обязана быть похожей на его мать, простую секретаршу.

— Ну да. Ты не читал цикл ее статей о богатейших людях Британии?

— Нет, родная, не читал, — виновато ответил я.

— Неважно, — Брэнда встала, чтобы подать мне чашку. — Они с папой, собственно говоря, и познакомились благодаря этому циклу. Мама как раз писала о нем, а ему что-то очень не понравилось. Он приказал ее редактору поставить на место «эту сопливую девчонку, бездарную писаку». Ну мама и разозлилась. Представь, ворвалась к нему в офис, в Сити, не знаю, как ее пропустили, да еще и с диктофоном! И прямо отцу в лицо: «Вы всегда оскорбляете людей за глаза, мистер Нефтяной король? Или считаете, что именно это придает вам изюминку?» Папа потом рассказывал, что взглянул на нее и потерял голову. И, вместо того чтобы вышвырнуть ее из кабинета, вымолил согласие поужинать с ним. Именно вымолил! Представляешь? Мама ни за что не хотела ужинать с хамом.

— А дальше?

— Папа повез ее на ужин в Париж на своем самолете, а спустя неделю после этого ужина сделал маме предложение. Они поженились, и вскоре родилась я. Мои родители действительно любили друг друга, Дик. Мама всегда смеялась, вспоминая тот день, когда она ворвалась к папе в офис, но при этом говорила, что, увидев его, сразу поняла, — это он, тот самый. Бывает и так. Это как молния: ударит, не спрашивая, — и всё!

— Как у нас? — с улыбкой спросил я.

— Как у нас! — серьезно ответила Брэнда, забираясь мне на колени.

— Слушай, а кто у вас играет на рояле? — спросил я.

— Я играю, мама играла.

— Сыграй мне, пожалуйста, что-нибудь.

— Что-нибудь? — переспросила она.

— Свое любимое. Я вообще-то не очень разбираюсь в музыке.

Брэнда улыбнулась и подошла к роялю. Через мгновение из-под ее пальцев полилась удивительно грустная, даже тревожная музыка. Честно говоря, я раньше был как-то равнодушен к классике, но исполнение Брэнды поразило меня. Однако что-то мне не нравилось в произведении, которое она играла: слишком уж печально.

— Что это? — поинтересовался я, когда музыка стихла.

— Не что, а кто, — поправила меня Брэнда, вставая из-за рояля и вновь забираясь ко мне на колени. — Это Шопен, глупый! Мой любимый ноктюрн до диез минор. Понравилось?

— Слишком грустно, — сказал я, — но играешь ты здорово!

— Все великие вещи написаны в миноре, — возразила мне Брэнда. — Не знаю, кто это сказал, но сказано верно. И мама так же говорила.

— А от чего умерла твоя мама? — тихо спросил я.

— Когда-нибудь я расскажу и это, — Брэнда спрятала лицо у меня на груди. — Но не сейчас, не обижайся, милый.

— Что ты! Прости, я вообще не должен был об этом спрашивать! Какой же я идиот!

— Обожаю идиотов, — сказала Брэнда, прижимаясь щекой к моей щеке. — Они — моя слабость! Не хочу больше говорить, давай просто помолчим, Дик…

Мы сидели, обнявшись, и, казалось, ничто и никто не сможет помешать нашему уединению, не сумеет нарушить тишину и охватившее нас блаженство. Но я ошибся.

— Брэнда! — неожиданно раздался резкий голос.

Она вздрогнула и обернулась. В гостиной стоял сам Адам Александр Кэмпбелл-младший. В строгом сером костюме и с перекошенным от гнева лицом. Мы встали с дивана.

— Здравствуйте, мистер Кэмпбелл! — произнес я.

— Я полагаю, ты объяснишь мне, что здесь происходит, прежде чем я вышвырну этого типа из моего дома, — ледяным тоном заявил миллиардер, проигнорировав мое приветствие.

— Папа, это Ричард, — сказала Брэнда, держась за мою руку, — и он вовсе не тип…

— Вот как? Значит, Ричард…