Лето в пионерском галстуке

Корпус пятого отряда высился на широком фундаменте, как на подиуме. Зелёный деревянный цоколь выступал наружу, образовывая высокую узкую ступеньку. Скользя по мокрым доскам резиновыми подошвами, еле устроившись, Юра заглянул в разбитое окно. Тёмная узкая комната показалась ещё меньше, чем раньше, но расстановка и даже мебель не изменились: стол, притиснутый к дальней стене спальни, справа от стола дверь, слева — платяной шкаф, две простые тумбочки, две узкие кровати друг напротив друга у окна. Володина правая. Юре страшно захотелось сесть на неё. Узнать, мягкая она или твёрдая, скрипучая или тихая, удобная или нет.

Боясь пораниться о рассыпанное по подоконнику стекло и отчаянно ругаясь, что не догадался взять перчатки, Юра смахнул осколки и, ухватившись за хрупкую деревяшку, подтянулся и перелез.

Не обращая внимания на лужи на полу, на пыль и грязь вокруг, он опустился на колени и открыл Володину тумбочку. На единственной полке лежал мятый от сырости журнал «Крестьянка» за май 1992 года, очевидно, оставленный какой-то вожатой. Под ним спряталась книжка. Прочитав название, Юра улыбнулся — вот это было похоже на Володю — «Теория и методика пионерской работы». Больше в тумбочке не нашлось ничего.

Юра перевел взгляд на кровать. Металлическая, узкая, не кровать, а койка была прикручена ножками к полу. По слою грязи на винтах он догадался, что её вряд ли когда-то меняли. Видимо, она и правда была Володи. Панцирная сетка оказалась скрипучей, упругой и ржавой. «Когда он спал на ней, хотя бы ржавчины не было — и то ладно, — улыбнулся Юра, — подумать только — здесь он спал!»

Юра коснулся рукой сетки — в ответ она жалобно звякнула и своим звоном подчеркнула царившую тут тишину. Впрочем, не только тишину, но и пустоту. Кроме крупной мебели, здесь не было ничего: ни штор, ни какой бы то ни было тряпки, ни книжки, ни листа бумаги, ни оторванного куска обоев, ни плаката на стене — а Юра помнил, что на ней висел плакат группы «Машина времени», помнил, что Володя её любил. Здесь не было даже мусора, только пыль, вода и грязная жижа на полу, а под окном — осколки стекла. Шагая в дальний угол комнаты, к единственному необследованному предмету мебели — платяному шкафу, Юра думал, что обрадовался бы даже мусору: его наличие хотя бы создало иллюзию, что Юра не зря явился сюда, что не зря залез в окно развалины, как сентиментальный ребенок, как полный дурак.