Лето злых духов Убумэ

– Нет, это неправильный вывод. Изначально Каритэймо была добрым божеством и широко почиталась как покровительница рождения детей и их воспитания. В действительности у нее были в том числе такие имена, как «небесная мать» или «мать, любящая свое дитя», – об этом написано в трактате «Записи буддийских практик, отправленные домой с Южных морей» буддийского монаха И Цзина, который жил в Китае во времена империи Тан. Иными словами, если рассуждать логически, то ее характер до и после прихода буддизма нисколько не изменился.

Кёгокудо принялся одно за другим перечислять буддийские писания, названий которых ни Киба, ни даже я никогда не слышали.

– Да скажи же, в конце концов, хорошая она или плохая! – Киба, судя по всему, все больше и больше запутывался; на его лице появилось упрямое и жесткое выражение.

Однако Кёгокудо с непоколебимым спокойствием, которое можно было описать поговоркой «Что иве ветер?», монотонно продолжал, не нарушая хода своих рассуждений:

– Как я уже сказал, у нее есть две ипостаси. К тому же изначально с точки зрения буддизма чувство любви – это препятствие на пути к сатори, просветлению. Поэтому Будда не может учить подобным вещам.

– Это почему? – одновременно спросили я и Киба.

– Прежде всего буддизм учит о том, что необходимо отбросить саму идею «любви». Можно сказать, что любовь – это, иными словами, привязанность. Отбросить различные привязанности – это в понимании буддизма единственный путь к «вимокша», иначе называемой нирваной, к полному освобождению – путь к достижению Татхагаты, Просветленного, то есть Будды. Поэтому, возможно, будет верно интерпретировать изначальный смысл повествования о Каритэймо как «отбрось свою привязанность к детям». Если ты полностью оставишь ее в прошлом и обратишься к буддийскому учению, все твои грехи будут разом уничтожены и ты достигнешь просветления. Как сказал Синран: «Даже добродетельный человек становится Буддой, а недобродетельный – и подавно»[105]

.

Я положил журнал, который сжимал в пальцах, на татами и, не сдержавшись, перебил его:

– Что ж, не получается ли тогда, что буддизм отрицает саму человеческую натуру? Касательно твоего недавнего рассказа выходит, что обезьяна гораздо ближе к духовному просветлению, нежели мы, разве нет?

– Да, это так, – просто ответил Кёгокудо. – Звери гораздо меньше сомневаются и сбиваются с дороги, и в этом смысле они, возможно, гораздо ближе к сатори, нежели мы. Однако животное не может достичь просветления и стать Буддой. Животные ведь не могут перестать быть животными и отбросить свою природу. Невозможно достичь истинного духовного просветления, не отбросив привязанности к жизни. Иными словами, сущность буддизма не в отрицании человеческой натуры, но в том, чтобы ее превозмочь, совершив акт трансценденции. Это – правильное понимание буддизма.

– Но это же означает, что буддизм как будто приказывает нам умереть!

Я почувствовал себя опустошенным, и все мои усилия показались мне бессмысленными. Разумеется, виной тому была не только Кисимодзин.

– Не нужно быть таким категоричным: с точки зрения буддизма жизнь не столь эфемерна. Однако, как говорится, «десять человек – десять цветов» – у каждого свой способ восприятия. Ради обычных людей – таких, как ты – буддизм пришел от хинаяны, или «малой колесницы», к махаяне, «великой», или «большой колеснице», – учению, ведущему к Пробуждению во благо всех живых существ. Культ Кисимодзин, существующий в Японии, по своей сути гораздо ближе к брахманизму, нежели к буддизму. В конечном счете Кисимодзин-Каритэймо не отбросила все свои привязанности и до сих пор продолжает любить своих детей. Именно по этой причине и по сей день ей поклоняется множество людей. Святой Нитирэн также, кажется, верил в Кисимодзин. Ведь тот храм… Хомёдзи – принадлежит к буддийской секте Нитирэн, верно?

– Там!.. – словно ощутив прилив жизненной энергии, воскликнул Киба. – Этот храм Хомёдзи… Я ведь пришел сюда не для того, чтобы услышать историю индийской богини Кисимодзин. Я пришел, чтобы спросить о храме

Кисимодзин, который является частью храма Хомёдзи в Дзосигая. Эй, а вы двое что, во что-то впутались?

Киба практически насильно вернул разговор в прежнее русло. Он ведь был следователем по уголовным делам. Я испытывал некоторое внутреннее сопротивление перед тем, чтобы открыть ему полную картину происшествия. Тем не менее, раз уж до этого дошло, пути назад уже не было, поэтому я нерешительно и отрывочно посвятил его в обстоятельства последних нескольких дней. Однако Киба был на удивление хорошим слушателем и гораздо лучше схватывал суть произошедшего и восстанавливал из моих слов полную картину происшествия и расследования, нежели это делали Энокидзу и Кёгокудо, когда я рассказывал им об этом деле.

– М-да-а, – протянул Киба, когда я закончил свой рассказ. – Эта клиника… я не раз думал, что она подозрительная, но стоило приподнять крышку, как стало очевидно, что эта клиника больше похожа на гнездо горных и речных чертей.