Летом сорок второго

Вспоминая отступавших в июле красноармейцев, жители признавали, что оккупантам сейчас явно тяжелее, и справедливым мщением озарялись лица беженцев и переселенцев. Очень скоро на смену злобе пришло неистощимое русское милосердие. Чаще всего это замечали итальянцы. Они славились своим мягким характером, а порою даже уважительным отношением к местным, и потому им единственным доставалась русская теплота.

В одной из отступавших колонн итальянской дивизии «Тридентина» шагал батальонный священник капеллан Поликарпо, родом из местечка Вальданьо. С собой он нес старинный список православной иконы – Богоматерь «Семистрельная». Священнику ее отдали солдаты из взвода лейтенанта Джузеппе Перего, входившего в батальона «Тирано», занявшего Белогорье, а они, в свою очередь, обнаружили ее среди обломков одной из сгоревших хат на Набережной улице. То, что икона не пострадала во время пожара, немало удивило солдат. Итальянцы увидели в скорбном лике Богородицы схожесть со своей католической Мадонной. Почти сразу же образ православной иконы завоевал почтение у альпийцев, они прозвали ее Madonna del Don[36]. Подобно знаменитой «Сталинградской Мадонне», написанной немецким доктором Куртом Ройбером в ночь на Рождество в сталинградском котле, Донская Мадонна зажгла свечу надежды в душах итальянцев.

Капеллану удалось преодолеть скорбный путь от заснеженных донских берегов до побережья теплой Адриатики, не расставаясь со своей находкой. Весть о Богородичном образе быстро разнеслась по Италии, и новая католическая святыня стала объектом почитания и паломничества многих итальянцев. В Местре, пригороде Венеции, для иконы выстроили часовню, куда вскоре потянулись толпы паломников. Итальянцы вымаливали у Донской Марии возвращения своих мужей и братьев, сыновей и внуков.

Но кроме названия «Семистрельная», у иконы есть иное имя – Умягчение злых сердец. Божье ли провидение или случайность, но так совпало, что икона Богородицы именно с этим названием попала в руки итальянцев и снискала у них славу, а быть может, и в самом деле умягчила их сердца. Ведь никто другой из интервентов – ни немцы, ни хорваты, ни финны и уж тем более ни мадьяры – не оставили после себя тех воспоминаний, которые долгие годы вызывали улыбки на лицах престарелых жителей донских сел и хуторов.

Когда итальянцу приходила посылка из дома, остаток сладостей и лимонов он старался обменять у крестьянок на более сытную пищу – мясо либо куриные яйца. Немец же или мадьяр просто отбирал у жителей то, что ему и так «принадлежало по праву». Итальянцы старались не выгонять жителей из занимаемых домов, а уживались с ними. Когда немец выходил на улицу, она тут же пустела, а вокруг итальянской поющей компании зачастую собиралась толпа любознательных мальчишек. Нередко полковые врачи и ротные фельдшеры альпийцев лечили русских детей от скарлатины и кори, оспы и дифтерии.

Как и у всякой медали, у итальянской тоже имеется оборотная сторона. Часто жители оккупированной итальянцами территории чувствовали на себе присутствие «мягкосердечного» южноевропейского характера. В селе Журавка итальянские снайперы с высокого донского берега стреляли по мирным жителям, включая детей и стариков. Нельзя было набрать воды или сорвать что-то в огороде. Обстреливали кладбище – не давали хоронить убитых. Под Новой Калитвой на постройке оборонительных рубежей среди надсмотрщиков выделялся итальянский офицер, не терпевший малой остановки в работе и применявший тонкую ореховую палку на едва разогнувшейся спине донской крестьянки. Там же, в Новой Калитве, у выселенной из Нижнего Карабута жены краснофлотца Будакова итальянцы свели со двора корову. Не надеясь на хороший исход, а скорее от отчаяния, престарелый свекр крестьянки потащился с жалобой в комендатуру. К вечеру немецкий конвой привел ко двору Будаковой тех самых итальянцев, которые конвоировали уведенную поутру корову. В селе Терновка молодая учительница, жена офицера Красной армии, отказалась спать с итальянцами. Оккупанты согнали все село смотреть, как она копает себе могилу. Женщину похоронили заживо вместе с пятилетней дочкой. Случаи изнасилований были не единичными.

В «сухих» актах, составленных по горячим следам, сразу после освобождения придонской земли, пропитанные кровью и слезами цифры:

«15 января 1943 года при отступлении немецко-итальянских войск из г. Россошь по приказу начальника жандармского управления итальянского альпийского корпуса капитана Иофино Данте, подполковника Маркони и немецкого военного коменданта фельдфебеля Эдера во дворе тюрьмы было расстреляно 28 человек советских граждан».