Льется с кленов листьев медь

Ваня. Разве вдохновения вашего, поэтического, не прибавилось от супружества с такой женщиной?

Пушкин. (С легким смехом). Добрый Ваня, вдохновение от другого совсем является, и почти всегда от того, что бежишь из этого мира. Там, в вымыслах, жизнь протекает другая – без фальши, приспособленья, и можно любую чужую почувствовать как свою. (Задумывается на секунду). Получается вот – жизнь моя лишь собранье стихий. (Снова чуть умолкает). И оставались бы они там, где свобода витает между светом и тьмою… для какой я здесь надобности?

Иуда. Для людей.

Ваня. Без вас и представить нельзя литературу русскую.

Человек. А без Гёте и Шиллера литературу немецкую. Что, сильно помогло через сто лет?.. Шура, ты не грузись, радуйся, во-первых, что тебе доверили роль подопытного кролика, а во-вторых, значенье твое возрастает.

Пушкин. Отчего же оно возрастает?

Человек. Оттого что своего всё меньше и меньше. Сейчас говорят: «Пушкин наше всё», а скоро скажут: «Всё наше (разводит руки и гримасой делает – пшик) Пушкин».

Пушкин запрокидывает голову и смеется.

Иуда. Ну вот эти издевки твои самому не надоели?

Пушкин.

И правда, смех – да сквозь слёзы.

Человек. А теперь претензию дай сказать.

Пушкин. Покорен выслушать.

Человек. Ты зачем изобразил мою встречу в аду с Иудой, будто я на радостях его в уста целовал?

Пушкин. … постой… так то маленькое совсем стихотворение.

Человек. Что ж, маленькая неправда – всё равно неправда. Перво-наперво, в аду я не проживаю – место не моё, и до крайности неудобное. А главное, с какой это больной головы я бы стал его в уста целовать? Даже если бы он очень просил. Как там у тебя, Шура: «И Сатана, привстав, с веселием на лике лобзанием своим насквозь прожег уста» (Жестом предлагает продолжить).

Пушкин. (Неохотно очень). «В предательскую ночь лобзавшие Христа»… Не принимай близко, князь, фантазия иногда такое вытворит, сам потом удивляешься – к чему и зачем.

Человек. Однако сочно изобразил нашу с ним встречу! Иуда, тебе понравилось?

Иуда. Стихосложение отличное как всегда.

Человек. Нет, сюжет?

Иуда.

(Мотнув головой). Тьфу!

Человек. Это от души! Что доказывает – душа у Иуды есть. Значит, тебе такой поцелуй – ну никак?.. А за тридцать серебряников?

Ваня. (Укоризненно). Князь, снова за своё!

Человек. А за сорок?

Пушкин. (Со смехом). Нянька б сказала: бедовый ты, князь!

Человек. Мы, Шура, такие оба. (К Иуде): За пятьдесят?… Поторопись, пока не раздумал! (Хочет еще что-то сказать, но застывает). Стоп… вот оно как… (Удивленно и больше себе самому). Так, я понял.

Пушкин. Что понял?

Ваня. Что поняли?

Человек. (Еще не до конца отойдя от удивления). А вот то самое главное… Да как я раньше?!.. (К Пушкину и Ване). Теперь понятно, почему тридцать, почему мизер такой.

Пушкин. И почему?

Человек.

(Тыкая пальцем в Иуду). Почувствовал, что Он (палец вверх) дрогнул, что может от своей миссии отказаться, – и побежал срочно с доносом – готовиться, де, мятеж, и он (указывая на Иуду) готов открыть всё за небольшую плату. Плату маленькую и назвал, чтобы не отпугнуть, чтобы выслушали, не отказались. Но и видимость корысти хотел соблюсти.

Иуда. (Заметно волнуясь). Уйми свои домыслы.

Человек. (Иуде). Там, на Вечере, ты понял, что Он не уверен в себе! И решил отрезать Ему путь к отступлению!

Иуда. Замолчи!

Человек. Он дрогнул, я чувствовал – так должно было быть!

Иуда. Не смей так о нем! Ты грязное животное!

Ваня спешит оказаться между ними, хотя никто не сближается.

Иуда. (Спокойнее и с презрением). Зверь.

Ваня. (Иуде). Пожалуйста, без грубых слов. И вам, князь, хватит на эту тему.

Человек. А я всё ждал, когда мне укажут место под солнцем, когда мне его укажут… Нд-а, зверь. Вот так вот, Шура, я б тоже хотел – там где стихии. Только не спрашивали. А зачем животное спрашивать.

Ваня.

(Растеряно). Постойте, князь… почему животное?

Пушкин. Увы, это меня тоже всегда печалило: ангелы звероподобными сотворены. Ты не знал?

Ваня. Не знал… Почему их так?

Человек. Не почему, а для чего, Ваня. Назначенье почетное дали – человеку служить. И решили, не сильно обременяясь мыслю, слуга должен быть чем-то пониже. Вот я, стало быть, по положению – зверь. А нравится мне – не нравится, никто и не спрашивал.

Ваня. Иуда, нехорошо как-то…

Иуда. А почему должно быть хорошо? Вот что вы с этим «хорошо» собираетесь делать?

Человек. Опять завел – объединимся лучше все в горе?

Пушкин. (Иуде). Почувствовать бы это хорошее не мгновеньями, не искрой мелькнувшей, а побыть с ним… Разве это плохо, Иуда?

Человек. Как же, позволят они тебе. А проще-то сказать (ведет вверх указательным пальцем по кругу), когда дело всё затевали, сами не знали как что получится.

Иуда. Да!

Ваня. Как не знали?!

Иуда. Сказано ведь: со-творение мира. «Со» означает вместе, и во всех языках так сказано. Это общее дело, и незаконченное еще.