Летучий корабль

Цепочка моих следов вдоль кромки воды… Углубленное, вдавленное очертание пятки, аккуратные, чуть вытянутые кляксы — пальцы. Отпечаток держится недолго — пока не набегает следующая волна. Я смотрю, как завороженный, на появление и исчезновение моих следов на песке. Картинка то приближается, то отдаляется. Наверное, все это из-за того, что я не спал. Шлепанцы у меня в руках, совершенно мокрые, как, впрочем, и вся одежда — я только что вновь совершил заплыв в футболке и шортах в тщетной надежде, что мне удастся смыть с себя безобразное пятно вчерашнего вечера. Я отстраненно наблюдаю, как сбегают по моим рукам струйки воды. Хорошо хоть сигареты закончились — иначе сейчас, после того как я вновь поддался внезапному порыву и полез в воду, ни о чем не размышляя, я бы ужасно жалел, что они намокли. А вот зажигалку придется выбрасывать.

На рассвете, увидев сэра Энтони на катере, я отказался ехать с ним, наивно полагая, что не мог уйти слишком далеко от деревни, но я ошибался. Моя отчаянная ночная прогулка, предпринятая от обиды, унижения, беспомощности, слез, наконец, которые я просто не имею права проливать здесь, привела меня чуть ли не на противоположную оконечность острова. Так что теперь я бреду и бреду, а ходу до таверны Вудсворда, думаю, остается не менее часа. И я только сейчас понимаю, как же я вымотался. Но я же не должен был соглашаться ехать с сэром Энтони? Это было бы… как поражение, как если бы я признал свой вчерашний уход глупой мальчишеской истерикой. А что это было еще? И то, что я уже пару часов бреду вдоль берега, что это? Не глупое ли детское упрямство?

Мне кажется, моя голова заполнена вязкой ватой, но через ее слои все же пробивается одна здравая мысль: почему? Нет, не почему именно я, именно меня…Почему я позволил себе сбежать вчера? Зачем вообще устроил эту дурацкую демонстрацию? Что, я так раним, что не мог просто выпить бокал вина на поминках, не провоцируя скандала? Если мне так противно пить за Эйвери, Мальсибера и Долохова, кто мне мешал подумать в тот момент о ком-нибудь другом? О тех, кто был мне дорог, а нынче тоже пребывает в заоблачных далях.

Нет, мне надо было показать себя… В то же время, о ком бы я мог подумать? О родителях? О Фреде? О Ремусе и Тонкс? Кто отправил их за тот порог, откуда нет возврата? Не те ли, о ком скорбели вчера в таверне? Даже если и не они…

Стоп, но почему я… почему я не предъявляю никаких претензий старшему Нотту? Почему не напоминаю себе всякий раз, когда говорю с ним, что он-то тоже имел отношение к гибели тех, кто мне дорог? Только оттого, что он добр ко мне? Почему меня вообще не волнует вопрос о том, сколько авроров на счету Драко или Тео? Почему именно Довилль так выводит меня из равновесия? Смешно, если я отвечу сейчас, что все это из-за того, что он изводил меня в школе и снабдил меня поддельными воспоминаниями в день Последней Битвы. Опять же, забавно, тогда я думал, что та битва действительно последняя. Что такое бывает в жизни. Последняя Битва. А потом все хорошо, бесконечная, уходящая за горизонт линия счастливой жизни…

Если бы вчера вечером не Довилль, а, скажем, Малфой выплеснул мне в лицо то проклятое вино? Просто чтобы показать мне, что значит неповиновение капитану на острове. Что бы я сделал тогда? Сказал бы себе, что все они таковы, что мне не стоило ждать ничего иного? Что я сам позволил этим людям обращаться с собой, как со скотиной? Я не знаю, правда.

Если бы я тогда смог ответить себе на все эти вопросы, о, тогда я был бы мудр, как змей! Но нет, я не мудр, никогда таким не был и вряд ли имею шансы стать таким в будущем. Так что в то утро я просто шел обратно вдоль берега, вода стекала мне на лицо с отросшей челки, я смотрел себе под ноги, чувствуя, как случившееся вчера лежит на мне, словно слой грязи, которую не желают унести ласковые лазурные волны.

А так как я не смотрю вперед, я не вижу фигуру, приближающуюся ко мне с той стороны, куда я все же планирую рано или поздно прийти, и поднимаю голову только в тот момент, когда Рон, стоящий уже чуть ли не вплотную ко мне, окликает меня.

- Вот скажи мне, друг, — говорит мне рыжий, когда тем утром встречает меня на полдороге к пиратской деревне, — какого черта тебя понесло гулять по острову ночью?

- А ты не знаешь?

У меня совершенно нет желания сейчас рассказывать ему о подробностях того, что вчера произошло в таверне. Боюсь, я вообще не готов говорить об этом с кем бы то ни было — довольно и того, что это видели практически все.

- Я знаю, — говорит он мне, протягивая почему-то чистую футболку. — Мы искали тебя чуть ли не до утра, звали — я, Невилл, Кейт, Лиз, даже Вудсворд. А потом и Нотт младший, когда выбрался из своей теплой компании. Где ты был?

- Гулял, — я пожимаю плечами, стаскивая вчерашнюю одежду с красными винными подтеками, которые, разумеется, не могла смыть морская вода.

- Ты что, идиот? Ты понимаешь, что мы подумали? — Рон впервые за уже не знаю, сколько лет повышает на меня голос.