Летучий корабль

Все убивают — но не всем

Выносят приговор.

Брось, Гарри, говорю я себе, ты никогда не был для него любимым, это слово не имеет к тебе ни малейшего отношения. Ты же сам говоришь — просто желание. И он для тебя тоже не был. Ты совершенно его не знаешь, как и он тебя. И шансов изменить это больше нет. О чем вы говорили на острове? Я сам усмехаюсь своим мыслям. Мы говорили обо всем, как это ни странно — он рассказывал мне о своих родителях, хотя ему казалось, что это не должно быть мне интересно. Мы говорили о маггловских кораблях, названия парусов были для меня чем-то сродни заклятиям. И он, забывшись, подолгу удерживал мою руку в своей, задумчиво поглаживая мою ладонь.

Мои глаза вновь пробегают по строчкам, вбирая, впитывая каждое слово. Трус? Нет, мой лорд Довилль вряд ли был трусом. Но ни у него, ни у меня так и не достало мужества честно взглянуть друг другу в глаза и высказать все, что разделяло нас — мы оба дорожили украденным временем. Чтобы получить те десять дней, а в итоге потерять все.

«Любимых убивают все…» И я несколько раз перечитываю те строки, а мои демоны читают их вместе со мной, просто заглядывая мне через плечо.

* * *

А в понедельник вечером появляется Драко. Крутит головой, приходя в себя после мгновенного перемещения с пиратского острова, смотрит на меня с некоторой оторопью:

- Вот черт, Гарри, — говорит он наконец, — я не сразу сообразил, что это ты и есть. Только что видел такого же у нас.

- Как там мистер Уилкинс? — участливо справляюсь я. — Акклиматизировался?

- Еще как! Кажется, весьма доволен, что его вот так, ни за что ни про что перенесли в настоящий рай. Испугался поначалу, поворчал, разумеется, но как-то очень быстро успокоился. Шествует, знаешь, как павлин — папаша ему объяснил, как он ценен для нас, наобещал с три короба. Впрочем, он исполнит, этому деду и не надо ничего. На все готов, чтоб его оставили на острове навечно. Море, пальмы, знаешь, даже к девицам ходит…

Я представляю себе мистера Уилкинса на втором этаже таверны Вудсворда и невольно улыбаюсь. Вот так, для кого-то нежданное похищение может вполне обернуться счастьем.

- Ну, хоть кто-то доволен! — я искренне рад за него.

Он и вправду ничего хорошего в жизни не видел — сквиб, а вы и сами понимаете, как относится к таким как он магическое сообщество. Все, на что он мог претендовать — место полотера в Министерстве. Крохотное жалование, на которое не позволишь себе купить поездку в рай. Какие уж там девицы…

- Слушай, когда с тебя спадет действие оборотного? — спрашивает Драко, нетерпеливо глядя на меня.

- Скоро, минут через десять. А что?

- Хочется посмотреть на тебя по-человечески. А так как-то непривычно.

Те десять минут, что проходят до моего превращения в себя настоящего, я заполняю тем, что отчитываюсь Драко о проделанной работе. Мне, правда, кажется, что на острове это и так известно — не может же быть такого, чтобы Лоуди никак не мог связаться с пиратскими капитанами. И младший Малфой рад — я был прав, когда предполагал, что ему надоела эта вынужденная изоляция и постоянная муштра — ох, не так представлял себе свое будущее отпрыск одного из древнейших родов в Магической Британии. Да и что это за жизнь, когда тебе двадцать два, а ты постоянно под отцовским присмотром, да еще и такое ощущение, что служишь в действующей армии? И одни и те же лица вокруг, годами… Драко все еще в таверне у Вудсворда, хотя, думаю, если дела у нас с Герми пойдут хорошо, скоро и он будет призван к оружию.

Момент, когда мой облик меняется, довольно болезнен для меня, поэтому, почувствовав приближение знакомого головокружения, я пытаюсь уйти на кухню, но Драко меня удерживает.

- Тебе что, плохо? Это всегда так?

Я сажусь в кресло и опускаю голову на руки. Все пройдет, еще минута — и все. У сильных оборотных зелий всегда бывает побочное действие.

- Мне Довилль велел кровь у тебя взять…

- Если пить — я не дам.

Драко смеется, поднося небольшой стеклянный шарик к вене на моей правой руке, и произносит заклинание.

- Нет, надо проверить. Он боится, что зелье может тебе повредить.

- Пошел бы он со своей заботой.

Я уже успел надеть очки, так что ясно вижу, как лицо Драко мгновенно становится серьезным. И я не успеваю ничего сказать, а он уже задает вопрос, тот самый, которого я боюсь. Ведь он как раз тот человек, который догадывался обо всем задолго до того момента, когда пиратский капитан, не видя более ни малейших препятствий, забрал меня на свой остров.

- Гарри, — спрашивает он, — а что у тебя произошло с Довиллем?

- С чего ты взял, что вообще что-то произошло?

- Понимаешь, тогда, неделю назад, когда я прибыл от тебя и приволок с собой Уилкинса… Я же должен был доложить отцу о том, как все прошло. Я как раз сидел с ним на веранде их дома, когда Довилль вернулся. А отец ждал его гораздо раньше. Что он, интересно, так долго делал на этом своем острове? В его берлоге кроме тебя и не бывал никто.

«На катере катался», — зло думаю я про себя, но Драко этого не говорю. А он продолжает: