Летучий корабль

Вероятно, от удара я на несколько секунд теряю сознание, так как реальность, которую я вижу теперь весьма нечетко, явно успела сделать без меня несколько оборотов. Я обнаруживаю себя лежащим на середине дороги, куда меня отбросило после падения от этого злополучного касания о скалу. Всего-то несколько миллиметров…Чуть зацепился колесом. Что лежишь, Эванс? Думаешь, у тебя есть что-то общее с магическим мальчиком, который мог падать с любой высоты, зная, что для его спасения достаточно просто щелчка пальцев доброго седобородого волшебника? Зачем ты только что несся по трассе, чтобы посидеть в темноте на тех самых скалах, где говорил человеку с беспощадными черными глазами, что у нас еще есть время? Туда, где каждый проигрывал последний раунд своей битвы за другого, как казалось тогда, а вышло, что за себя. Нет, милый, Юэн Эванс должен позаботиться о себе сам, к нему не летают фениксы, неся волшебную шляпу в клюве. И никто не плачет над его ранами. Так что просто собери себя с дороги, нечего лежать посередине, ожидая, когда тебя переедет следующая роскошная тачка, отскреби себя от асфальта, забейся в нишу. Может быть, если тебе повезет, от твоего мопеда что-то осталось. И кто-нибудь довезет тебя до больнички. Посмотри, может быть, твой мобильный еще при тебе и даже работает? Юэны Эвансы должны сами прогрызать себе путь в этой жизни, они никому не сдались. Запомни это, наконец, ты давно уже не центр мироздания. Радуйся, что на тебе был шлем, который почему-то слетел при ударе и откатился в сторону, туда, далеко, к самому обрыву.

Я пытаюсь приподняться, к счастью, я ощущаю руки и ноги, значит, хоть позвоночник не сломан. Но я не могу встать, получается только ползти, так как, как только я пытаюсь подняться хотя бы на четвереньки, я ощущаю, что мир за это время как-то кардинально поменял свое поведение — он перестал быть устойчивым.

А тем временем автомобиль, свет фар которого так напугал меня, прорезав темноту, словно широкое лезвие, теперь вновь оказывается совсем близко. Он медленно сдает назад, так что я различаю, правда, очень расплывчато, белые огни заднего хода, неспешно надвигающиеся на меня. Мне вновь становится страшно — вдруг сейчас он просто не заметит меня, лежащего на асфальте рядом с моей желтой Веспой? Мне бы хоть чуть-чуть отползти в сторону, но я не могу, потому что вдруг перестаю понимать, где она, эта сторона. Но нет, он останавливается в нескольких метрах от меня, я слышу мягкий хлопок водительской двери, такой приглушенный звук может издать только дверца дорогой машины… Вряд ли он станет со мной возиться — я весь исцарапан, в крови, только салон ему изгажу. Может быть, хоть вызовет скорую? Если не побоится, что они подумают, что это он сбил меня… Шаги в моем направлении, тихо шуршат мелкие камушки, осыпающиеся здесь со скалы на дорогу. Драган всегда говорил мне, что это плохое место… И вот уже совсем рядом с моим лицом появляются ноги, обутые в открытые сандалии, я, неожиданно сфокусировав взгляд, рассматриваю худощавые щиколотки, покрытые загаром, редкие волоски на них. А мир вокруг меня переваливается с боку на бок, болтается и бликует, словно серебристый шарик, подвешенный к самому потолку на дискотеке.

Водитель тем временем, кажется, пытается выяснить, что же со мной такое, спрашивает сначала на очень плохом хорватском, а затем, не дождавшись ответа, на безукоризненном английском, и теперь вот опускается рядом со мной на корточки. «Are you hurt?» — повторяет он уже совсем близко, но я не вижу его лица. Странно, я же только что видел ноги. А мир раскачивается все сильнее, и фигура, сидящая рядом со мной, тоже участвует в этих колебательных движениях. А когда он говорит: «Are you hurt, Harry?», я понимаю, что мой мозг, видимо, поврежден. И хватаюсь за единственную спасительную мысль, что еще вмещается в моей голове:

- Если Вам не трудно, отвезите меня в больницу.

А сумасшествие продолжается, потому что дальше мой собеседник, чье лицо по-прежнему не доступно для восприятия стремительно сдающих свои позиции органов чувств, говорит: «О, Мерлин, что у тебя болит, ты можешь сказать?» Он наклоняется еще ниже, и я улавливаю легкий запах дорогой туалетной воды, запах, который я никогда не спутал бы ни с каким другим.

Это просто наваждение, говорю я себе, я лежу один на дороге, в полной тьме, я не могу двигаться и я схожу с ума.

- Пожалуйста, отвезите меня в больницу.

- Гарри, посмотри на меня! Ты меня узнаешь? Что с тобой?

Этот низкий бархатный голос, его голос… Пятнадцать человек на сундук мертвеца… Я ждал его весь день, боясь признаться себе в этом. Йо-хо-хо, и бутылка рому! И вот теперь я сошел с ума — один, ночью, на Дубровницкой трассе. Пей, и дьявол тебя доведёт до конца. И он пришел ко мне, подтверждая неотвратимо наступающее безумие, словно черт Дэви Джонс…

А его цепкие пальцы уверенно и быстро ощупывают мои руки, ноги, ребра — я слышу вздох облегчения. Он чуть приподнимает мне голову — больно.