И какое-то время мы оба молчим, потому что у меня нет сил говорить, а он понимает, что любые звуки для меня сейчас мучительны. И через несколько минут, видимо, это начинают действовать лекарства, что-то расслабляется у меня внутри, будто невидимые струны, натянутые где-то в районе груди и желудка, перестают дрожать. Тогда я ставлю руку на локоть, поворачиваю к нему ладонь и широко растопыриваю пальцы — и он понимает мой жест, потому что соединяет наши руки и крепко сжимает пальцы в замок.
- Северус, послушай, — шепчу я, начиная погружаться в сон.
- Что? — он наклоняется к самым моим губам.
- Пятнадцать человек на сундук мертвеца, Йо-хо-хо, и бутылка рому! — сдерживая нелепый смех, начинаю я.
- О, Мерлин! — он вздыхает, но я не могу прекратить.
- Пей, и дьявол тебя доведёт до конца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Их мучила жажда, в конце концов…
А он неожиданно продолжает, по-прежнему сжимая мою руку, продолжает дальше своим низким голосом, как и раньше, завораживающим меня:
- Им стало казаться, что едят мертвецов.
Что пьют их кровь и мослы их жуют.
Вот тут-то и вынырнул чёрт Дэви Джонс.
Он вынырнул с чёрным большим ключом,
С ключом от каморки на дне морском.
Таращил глаза, как лесная сова,
И в хохоте жутком тряслась голова.
Сказал он: «Теперь вы пойдёте со мной,
Вас всех схороню я в пучине морской».
И он потащил их в подводный свой дом,
И запер в нём двери тем чёрным ключом.
- Я всегда знал, что это про тебя, — говорю я, погружаясь в сон под эту жуткую сказку.
48. Вилла Maritime (часть первая)
Почему здесь всегда просыпаешься рано? Я не знаю, может быть, от близости моря, от невероятно свежей утренней тишины, только подчеркиваемой негромким плеском волн. Или от аромата трав… Задавал себе этот вопрос и прошлым летом, и этим, а впервые заметил, когда мы были на острове Кес…
Но вот сегодня мое пробуждение далеко не так приятно, потому что у него несколько причин, и только одна хорошая. Во-первых, у меня дико болит голова, как будто в нее аккурат посередине лба всадили металлический клин и теперь пытаются загнать его глубже. Во-вторых, я бы не отказался узнать, где здесь ванная со всеми сопутствующими удобствами… Причем вопрос о том, смогу ли я дойти туда сам при такой непростой ситуации в голове, представляется отнюдь не праздным. И, наконец, приятная причина — на моих ногах поверх одеяла я ощущаю некую тяжесть, причем тяжесть эта иногда пытается пошевелиться и вздыхает во сне. Видимо, он так и просидел со мной всю ночь, потом перебрался в ноги и все-таки заснул. Как большой пес, думаю я, хотя он убил бы меня за такие мысли.
Мне кажется, я даже и не двигаюсь, разве что пытаюсь сжать и разжать пальцы, чтобы убедиться, что это невероятное пробуждение на его вилле мне не снится, что это не очередной обман, которыми так щедро одаривали меня в последние месяцы мои сновидения. Но и этого достаточно, чтобы грозный пиратский капитан немедленно проснулся — он всегда спит очень чутко. И просыпается мгновенно. Это я тоже хорошо помню.
- Ну, ты как? — спрашивает он сразу же. — Меня видишь?
- Лучше, чем вчера, но нечетко. И голова болит ужасно. И, Северус, где у тебя тут ванная?
- А зачем тебе ванная? — издевается, но тут же вспоминает, что я тяжело пострадавший в ДТП мотоциклист. — Пойдем, я тебя провожу.
Когда я встаю, большая комната на первом этаже дома, видимо, гостиная, до которой меня вчера только и смогли дотащить, немедленно затевает хоровод вокруг моей незначительной персоны, так что мне даже хочется сказать предметам обстановки, что я не заслуживаю столь навязчивого внимания с их стороны. Вот ко мне, покачиваясь, приближается шкаф, а за ним уже торопится камин, то раздувая, то, наоборот, втягивая, каменные бока. «Попробуй глаза закрыть», — советует мне бывший пират, — «все равно висишь на мне, какая тебе разница, куда мы идем».
- Только ты со мной в ванную не ходи, — стыдливо прошу я.
- А то что?
- Я стесняюсь.
- А если ты упадешь?
- Подберешь меня потом.
Я справляюсь и не падаю, получается даже немного умыться, правда, в зеркале я практически не вижу своего лица — так, некий овал, и он тоже не приветствует стабильности, стремясь ускользнуть от меня за край зеркала. Северус как раз успевает подхватить меня под руки, когда я слишком увлекаюсь зазеркальным путешествием.
- Тяжелый ты, черт, — говорит он, сопровождая меня обратно к дивану.
Когда он опять укладывает меня на подушки, я вдруг с удивлением замечаю, что практически раздет — на мне только плавки, а вот на плечах, предплечьях, на груди и еще много где налеплены маленькие и не очень, беленькие квадратики и прямоугольники пластыря.
- Да, пострадала золотая шкурка, — говорю я, а вот больная голова очень мешает мне улыбаться.
- А ты злопамятный, — откликается пират откуда-то сверху, приступая к разрыванию упаковок лекарств и шприцев.
- У меня просто память хорошая.
Мне все же удается скривить губы в подобии улыбки. Жаль, что Северус, по всей видимости, набирающий сейчас в шприц снадобье, предназначенное для моего организма, не может этого оценить.