Летучий замок

— Я думаю, что ты просто трусишь, Максим. В таком случае, открыто заявляю, что между нами все кончено. Мне стыдно, что я принадлежала мужчине, который отказывается защищать свою страну! — Очень строго и сурово объявила его теперь уже явно бывшая пассия. Словно со сцены театра на публику вещала. Прохожие даже оглядываться на них стали.

М-да, вот и поговорили! Максим смотрел вслед удаляющейся молодой женщине в одеждах сестры милосердия и… испытывал одну только злость. В принципе, особой любви между ними никогда и не было, так удобные отношения, в равной степени устраивающие обе стороны. Не было у Машки никакого права так его отчитывать. Впрочем, совсем не исключено, что дама просто стала тяготиться их отношениями, вот и воспользовалась такой удобной оказией. Только зачем столько шума? Могла бы и спокойно о своем нежелании продолжать их отношения сказать. Вот, никогда не сможет Максим понять этих женщин!

Вроде, и не было никакой любви у них с Марией, почему же тогда такая внезапная тоска навалилась? Артемьев вернулся с этого своего неудавшегося свидания и рухнул на свою кровать, закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать.

— Что случилось, Максим? — Ну, вот, еще Столетов привязался.

— Да так, с Машкой поссорился. — Постарался, чтобы голос нейтрально звучал, вот абсолютно не хотелось об этом еще кому-то рассказывать.

Алексей словно уловил это его нежелание, только спросил:

— Сильно?

— Навсегда.

И все, никаких больше расспросов. Чуткий человек, этот Столетов. Так весь оставшийся вечер и промолчали.

В последующие дни Максим постарался с головой, целиком, погрузиться в учебу. Андрей, призрак, рассказывал как-то один смешной фильм из его мира, в котором главный герой, бравый парень, у которого все всегда удавалось. Возможно только кроме отношений с прекрасным полом. Так вот, он в момент накатывающего возбуждения отправлялся колоть дрова. И, знаете, помогал метод. Вместо дров, правда, сопромат был, и прочие предметы, где мозги надо было сильно напрягать, но метод этот реально работал.

А потом Алексею принесли телеграмму. Они, как раз, с занятий возвратились, часа три или четыре пополудни было, а тут стук в дверь. А в телеграмме всего три слова: «Дедушка умер. Приезжай». И Максим смог воочию увидеть, как краски жизни стекают с лица друга.

— Как же так. — Сказал Столетов и опустился прямо в прихожей на тумбочку для обуви. — Дед же вполне крепким был, когда я из Москвы меньше месяца назад выезжал.

В Москву Артемьев друга перенес. И сам вместе с ним пошел. Хоть и не знал он никого из Алексеевых родственников, но счел оставление друга в таком подавленном состоянии очень плохой идеей, как бы глупостей не наделал.

М-да, генеральские похороны были мероприятием серьезным и даже статусным. Вся московская городская власть во главе с градоначальником на отпевании в Успенском соборе присутствовали. Максим напрасно переживал, что на него коситься будут. На фоне всей той публики с золотыми погонами, аксельбантами и просто в дорогих костюмах от ведущих европейских кутюрье он все равно, что невидимкой был. Никакого Отвода Глаз не требовалось, чтобы никто внимания не обращал.

А потом Алексея, который все это время чуть ли неотрывно с Максимом повсюду находился, к себе отец подозвал.

— Ты меня тут подожди. — Негромко шепнул Алексей, направляясь к родителю.

Со стороны видно было, как представители двух поколений семьи Столетовых недолго переговорили о чем-то, причем сначала все больше говорил родитель, а Алексей стоял, набычившись, а потом друг просто мотнул головой и обратно в сторону Максима направился.

После отпевания нескончаемая кавалькада бричек, карет, автомобилей и прочих повозок отправилась вслед за пушечным лафетом со стоящим на нем гробом на кладбище. Артемьеву раньше пару раз в его жизни довелось присутствовать на похоронах, но тогда весь этот процесс представлялся довольно простым и недолгим, тут же уместнее было сказать что-то вроде «вся Москва прощалась с одним из самых выдающихся представителей рода человеческого». По крайней мере, движение по улицам города они застопорили надолго.

— Максим, можно тебя попросить перенести нас обратно в Санкт-Петербург, — попросил Столетов своего друга после того, как могила с гробом его деда была засыпана и поверх получившегося холмика могильщики установили резной деревянный крест. — Не хочу больше здесь оставаться.

Что ж, выполнить эту просьбу было совсем не трудно. Они только отошли с глаз публики за один из мраморных склепов, откуда и перенеслись обратно, в свою питерскую квартиру.

— Вот так! Дед, даже уходя в могилу, настоял на своем. — Похоже, Столетову было просто необходимо выговориться. — Он вообще все за меня решал. С кем мне общаться в детстве, какую профессию для себя избрать. Теперь вот, на ком жениться.

— Ты же, вроде, хотел отказаться от женитьбы? Даже вон, зимой собирался в Питере остаться.

— Теперь я просто не смогу так поступить. Последняя воля умирающего священна. — Хоть последние свои слова друг и произнес с явно заметным сарказмом, но видно было, именно так он и считает на самом деле.