Лев Бакст, портрет художника в образе еврея

Нужно заметить, что роль Иуды в истории Христа всегда была сложной для богословского истолкования, а с середины XIX века образ этот занимал умы как русской, так и европейской интеллигенции. Трактовка его, как и других персонажей Нового Завета, подверглась пересмотру с точки зрения гегельянской исторической критики, подходящей к Евангелиям с текстологической и археологической точек зрения как к историческому источнику и стремящейся разграничить в них историческое правдоподобие и мифотворчество. Так поступил одним из первых уже упоминавшийся нами Давид Фридрих Штраус, автор книги Жизнь Иисуса (1836)

[175]. Размышление Штрауса о Тайной вечери как соблазнительном для верующих моменте, который необходимо было всеми правдами и особенно неправдами вписать в догмат Богочеловечества, напрямую вдохновило картину Ге, который отбросил именно дополненные, по Штраусу, легендарные элементы и высвободил фактическое ядро происшедшего. «Мы здесь не будем, – писал Штраус, – подробно разбирать различные догадки о мотивах, побудивших Иуду совершить предательство. В большинстве случаев предполагают, что Иисус не оправдал его мирянски-корыстных мессианских надежд, и что он оскорблен был предпочтением, которое оказывалось трем первым ученикам Иисуса. Среди современных авторов так думает Ренан».

Книга Жизнь Иисуса

(1863) крупнейшего французского ученого-семитолога Эрнеста Ренана (1823–1892) – одного из важнейших теоретиков еврейского вопроса, автора Истории семитских языков (1855) и

Истории еврейского народа – была, как и сочинение Штрауса, популярнейшей и влиятельнейшей в XIX веке. Как и Штраус, Ренан поставил своей целью освободить достоверный образ Иисуса от мифологических добавок. Как и Штраус, он подходил к Евангелиям как историк, представитель позитивистской науки, приземлял евангельский текст, психологизировал персонажей, исключая все чудесное. Однако в отличие от Штрауса он искренне восторгался Иисусом. В его интерпретации Иисус был «человеком своей расы» и при этом обладал невероятным шармом: «Его многочисленные победы объясняются бесконечной прелестью его личности и слов. Прочувствованное слово, взгляд, трогающий наивную душу, которая только и ждет чудесного, приводили к нему новых учеников»[176]

. Иисус был «сладчайшим»: такие типы, писал историк, рождаются подчас в еврейском народе. Как мы видели, и Бакст говорил о привлекательности Иисуса, которой Иуда был лишен. Иуда выбрал себе в лице Иисуса своего рода пленительного двойника.

Но самое главное для Ренана заключалось в том, что Иисус был революционером. Он начал с глубокой приверженности иудаизму, весь свой стиль веры и размышлений почерпнул в синагоге, в раввинистическом учении, но вскоре почувствовал недостаточность Моисеева закона и пошел до конца в проповеди «чистого культа, религии без священников, без внешних практик, основанной только на сердечном чувстве и на подражании Богу»[177]. В этом он был подлинным иудеем, последователем пророков, в особенности Исайи. Был он при этом революционером не только религиозным, но и социально-политическим: «Вот почему я подумал, – писал Ренан, – что картина самой удивительной революции, о которой сохранилась память, может быть полезна народу. Ведь речь идет о жизни ее лучшего друга; вся эта эпопея о начале христианства есть история самых что ни на есть плебеев. Иисус любил бедных, он ненавидел богатых священников и светских людей, хотя и признавал существующее правительство как необходимость. Он поставил моральные интересы выше партийных…»[178]. Царство Божие, которое проповедовал Иисус, было царством бедноты; Ренан называл доктрину Иисуса «деликатным коммунизмом». Иисус Ренана был эбионимистом (от древнееврейского «эбионим», нищий человек); обещанное им царство небесное было рассчитано на земное воплощение, что неудивительно, ибо, утверждал Ренан, еврейская раса всегда была склонна к демократическим движениям.

Это понятие «расы» у Ренана было не биологическим и не этнографическим. Ренан считал иудаизм универсальной, а не национальной религией. Еврейский народ, в смысле «крови», был, по его мнению, смешанного типа. Если этот народ и отличался какими-то общими чертами, то только по той социально-политической причине, что он вынужденно проживал в гетто[179]. В более поздних произведениях Ренан описывал «Израиль» – в его высшем проявлении, т. е. воплощенный в своих пророках – как идеал чистоты, правосудия, жизнестроительства, как постоянно неудовлетворенное и потому движущее историю сознание, устремленное к свободе и к построению лучшего общества.