Лев и Аттила. История одной битвы за Рим

Римляне одержали немало славных побед на море, и все же с недоверием и опаской относились к морской стихии, отдавая предпочтение передвижению по суше, и сделали все, чтобы оно было комфортным и скорым. Римские дороги и впрямь были прекрасны. Они позволили в некоторой степени не только покорить множество государств и народов на всех известных континентах, но и связать их общей культурой, традициями, языком — в общем, создать римский мир.

Вроде бы при строительстве дорог не применялось никаких хитростей, и строили их обычные легионеры в свободное от походов время, да помогали им рабы, но служили эти сооружения столетия и тысячелетия. Удивительно даже не то, что все три части света вокруг Средиземного моря были опутаны, словно паутиной, прекрасными трассами, мощенными камнем. Более достойно удивления то, что римские дороги были прямыми, словно полет стрелы, по кратчайшему пути связывая с Вечным городом все значимые города. Римляне предпочитали единожды проделать колоссальный труд, чтобы упростить себе жизнь на все последующие времена. На реках строились мосты, в лесах раскорчевывались просеки, на болотах возводились дамбы из камня и грунта, в горах прорубались тоннели, срезались высокие холмы и засыпались озера — никакое препятствие не могло заставить римлян сделать крюк в несколько миль.

Через тысячу шагов ставились каменные столбы — ми-левые камни. На них указывалось расстояние до ближайших городов, и путник мог распределить свои остановки в дороге: на обед, ночлег, смену лошадей.

Едва посольский караван тронулся в путь, как Авиену и Тригецию понадобилась остановка. Лев и Проспер не стали дожидаться их, поскольку опытный возница сказал, что легкая двуколка без труда настигнет тяжелую, груженную багажом повозку Великого понтифика. Заблудиться было невозможно: прямая Фламиниева дорога тянулась до самого Аримина. Но дело обернулось совсем не так, как должно быть по всем разумным предположениям. Авиен и Тригеций не появились до захода солнца. Лев с Проспером заночевали на придорожном постоялом дворе. И утром они не слишком торопились, так как надеялись увидеть спутников, но поездку опять довелось продолжать без них. А с Авиеном и Тригецием случилось следующее…

Прогулка по придорожному кустарнику не помогла обжорам. Они добросовестно пытались и далее следовать за Великим понтификом, но каждый удар колес по булыжнику отдавался болью в их телах. С каждой милей им становилось хуже и хуже. Лица их сменили цвет — с красного на бледный. Посланники императора поняли, что плохо им не только от обилия поглощенной пищи.

— Кажется, в таверне нам подали зайца, которого готовили для императора, но по какой-то причине не подали ему на стол, — высказал догадку Тригеций. — Не удивительно, что мы так мучаемся. Ведь Валентиниан мог проезжать мимо этой таверны недели две назад, когда переселялся из Равенны в Рим.

— Я чувствовал нехороший привкус в этом зайце, — начал вспоминать Авиен. — Но пройдоха-повар умело скрыл недостатки блюда какими-то специями, а с хорошим вином я и вовсе позабыл о своих подозрениях.

Они хотели вернуться и убить повара, подавшего несвежую пищу, однако, посмотрев друг на друга, поняли, что скорее сами падут жертвой его черпака. Не имея сил на обратный путь, Авиен с Тригецием медленно двигались на север по Фламиниевой дороге. Они несказанно обрадовались, когда впереди замаячил небольшой город Нарна.

Слуги были посланы вперед, с тем чтобы отыскать в городе врача. В Нарне послы двое суток пролежали под присмотром врача. Местный эскулап заставлял их голодать, без меры поил горькими снадобьями и столь же много требовал с больных денег. К концу второго дня Авиен прогнал врача, непомерный аппетит к деньгам которого стал невыносимо раздражать. Утром третьего дня оба римлянина почувствовали себя намного лучше. Поскольку их еще одолевала слабость — то ли от болезни, то ли от голода — послы решили и третьи сутки провести на постоялом дворе Парны, крайне осторожно знакомясь с кухней здешнего повара.