Лев и Аттила. История одной битвы за Рим

— Согласен с тобой, мудрый король. Ты выполнил просьбу императрицы. Теперь ей ничто не угрожает.

— Великий понтифик, ты даешь понять, что мое войско может грузиться на корабли и отправляться обратно, в Африку? — улыбнулся Гейзерих.

— Твоя миссия исполнена. Справедливость восстановлена, едва в Рим пришел слух о твоем появлении. Разве не так?

— Только не говори моим воинам, достопочтенный Лев, что им пора отправляться домой. Иначе ты можешь разделить судьбу Петрония Максима.

— Разумеется, императрица отблагодарит за помощь и тебя, мудрый король, и твое войска. Назови сумму, благодаря которой плаванье через море — от Рима до Карфагена — показалось бы вандалам приятной прогулкой. Римляне отдадут последнюю серебряную ложку, чтобы собрать средства…

— Ты хочешь откупиться… Но разве только ради денег римляне совершали свои походы?

— Женщина для тебя — только хороший повод для войны, — разочарованно промолвил Лев. — Римляне поступали так же, все их войны имели предлог и были справедливыми (по крайней мере, в собственных глазах). Однако склоненную голову не рубил меч, и римляне щадили тех, кто сдавался им на милость…

— Как же?! Сами римляне и рассказали мне историю Карфагена, который стал главным городом вандалов. — Гейзерих удивил Льва своими познаниями. — Его прежние жители готовы были открыть ворота, они выдали все имевшееся оружие и корабли, но римляне пожелали всех карфагенян убить или обратить в рабов, а город сжечь. Вы жестоко обманули покорившегося врага. Разве не так?

— Ты прав, король, — согласился Лев, — последняя война с карфагенянами была самой позорной для Рима. И теперь пришла пора платить за коварство. Войско твое пришло из города, много сотен лет назад стертого с лика земного, и стоит перед беззащитным Римом. Но ты, король, не повторишь ошибки римлян…

— Что же мне помешает поступить так же с Римом, как он обошелся в свое время с Карфагеном?..

— Твоя мудрость и доброта! Если тебе рассказали мои соотечественники, живущие в Африке, о прежней печальной судьбе твоей столицы, то они упомянули о величайшей ненависти, которая жила в сердцах римлян и карфагенян. Оба народа не могли существовать на земле, и совершенное уничтожение карфагенян — таков итог разрушительного чувства. Но у наших народов нет ненависти, и мы не совершим поступки, за которые пришлось бы платить нашим потомкам? Ведь так?

— Я не испытываю ненависти ни к врагам на поле битвы, ни к желавшим моей смерти собратьям-вандалам, которых отправляю на казнь. Грабить и убивать римлян у меня также нет желания, но в отличие от твоих императоров я не все делаю, что хочу. Почти три десятка лет я правлю своим народом, но… это только кажется… На самом деле вандалы правят мной, и мне приходится исполнять почти все их прихоти. И потому столь долгий срок они почитают меня, как своего господина, — признался Гейзерих.

— Разве от тебя ничего не зависит?

— Разумеется, от меня многое зависит, но не то, о чем ты просишь. Вандалы — воины, им нужны победы. Они стоят у ворот величайшего города не для того, чтобы получить выкуп и стать богатыми. Воины должны взять Рим и на его улицах почувствовать себя властителями мира. Они должны разграбить город или погибнуть славной смертью храбрецов. Даже я ничего не смогу изменить. — Гейзерих вдруг понял, что с этим собеседником он проявил излишнюю откровенность, и вдруг попросил: — Будем считать наш разговор моей исповедью, тайну которой тебе придется сберечь.

— Все же вандалы войдут в город, — задумчиво промолвил Лев, — и никаким выкупом их не остановить?

— Мои воины привыкли брать то, что им понравится, — подтвердил Гейзерих вывод Льва. — Некоторые из них предпочитают золоту некие блестящие безделушки, имеющие для вас ничтожную цену. Иные, словно дети, радуются домашней утвари, других интересует оружие, прочие берут женские вещи, чтобы порадовать своих жен и дочерей. Им невозможно принести и дать что-то; вандалы должны войти в город, увидеть все и выбрать то, что понравится.

— Хорошо. Римляне откроют ворота, и войско вандалов без всяких препятствий сможет войти в город, — согласился Лев на ограбление Рима. — Но прошу тебя, Гейзерих, воздержаться от огня, резни и убийства пленных.

— Я прикажу своим воинам не сжигать здания в городе, никого из жителей Рима не убивать и не казнить пленных легионеров. И еще, я запрещаю моим людям брать имущество, принадлежащее римским храмам. Если ты подождешь, когда соберется войско для оглашения приказа, то убедишься, что я в точности исполняю наш уговор.

— Не буду, Гейзерих, подвергать сомнению твою честность, ибо верю тебе. Я немедленно отправляюсь в Рим и постараюсь убедить соотечественников довериться твоей милости. Ворота откроются немедленно, как только мне удастся уговорить граждан распахнуть их.