Лев мисс Мэри

Не совсем так, дружище. Не совсем так.

— Совсем не так. Я просто хотел напомнить тебе.

— Какие были времена, — сказал он. — Какие парни! Удивительно, как быстро они угасают теперь. А все эта отрава, знаешь ли. Доказанный факт. Тебе еще не поздно бросить, старина Хем.

— По правде говоря, мне еще чертовски рано бросать. Мне эта отрава нравится и помогает. Ну, что тебе заказать? А то мне пора бежать.

— То же самое. Послушай, ты не обиделся?

— Нисколько.

— Найдешь меня, если смогу быть чем-то полезен?

— Обязательно.

— Должно быть, ты и этот мальчишка, Пи-эм-джи, что ли, отмечали здесь нечто интересное?

— Вспоминали слона, грозу мраморного карьера, откуда в Найроби поставляют надгробные камни.

— Представляю себе, какое это зрелище. Ты бы прихватил меня в следующий раз? На сколько потянули бивни?

— Еще не взвешивал.

— Для такого спектакля нужно, конечно, разрешение департамента охоты. Наверное, там я и увижу эти бивни.

— Пожалуй, я попридержу их немного. Боюсь, ты меня неправильно понял.

— Ясно, — кивнул он. — Но будь осторожен, дружище. Может, прихватишь меня как-нибудь?

— Полагаюсь на тебя, Фредди, — ушел от прямого ответа я. Заплатил за выпитое, и он сунул что-то в карман моей куртки

— Что это?

— Прочти. Не повредит.

Случилось все это тремя месяцами раньше, после полудня, в переполненном, гудящем, как пчелиный улей, душном баре отеля «Нью-Стэнли», и теперь, сидя у костра, я думал: «Господи, пожалей выпивох, но, пожалуйста, спаси нас от бывших пьяниц, а меня избавь от проповедей, как за, так и против».

Я очень обрадовался, когда Пи-эн-джи вернулся в лагерь. Как и Мэри. Он тоже радовался возвращению: за время нашего сафари стал почти что членом семьи, и в разлуке нам всегда недоставало друг друга. Он любил свою работу и почти фанатически верил в ее важность. Любил животных, хотел заботиться о них и защищать, и думаю, точно знал, что без этого никак нельзя; как, пожалуй, и без очень строгой и сложной системы моральных ценностей.

Он был чуть моложе старшего из моих сыновей, и если бы в середине тридцатых годов я осуществил свой план и отправился на год в Аддис-Абебу, то познакомился бы с ним, тогда двенадцатилетним, потому что он дружил с пареньком, у родителей которого я намеревался остановиться. Но я не поехал. Вместо меня туда отправилась армия Муссолини, приятеля, у которого я планировал пожить, перевели на другую дипломатическую работу, и я упустил возможность познакомиться с двенадцатилетним Пи-эн-джи. Когда мы встретились, у него за плечами уже была долгая, очень трудная и неблагодарная война да еще отъезд из Британского протектората[31], где так хорошо начиналась его карьера. Он командовал нерегулярной частью, а это, если быть откровенным, самое неблагодарное занятие на войне. Если операция проведена успешно, практически без потерь, а противнику нанесен большой урон в живой силе, то в штабе ее расценивают как неоправданную и предосудительную бойню. Если же вы вынуждены вести бой в неблагоприятных условиях со значительно превосходящими силами противника и при этом побеждаете, но представляете длинный список убитых, то в штабе опять недовольны: «У него слишком большие потери». Честному человеку командование нерегулярной частью не сулит ничего, кроме неприятностей. И есть определенные сомнения, что по-настоящему местный и талантливый офицер не мог ожидать от такой службы ничего, кроме гибели.

Ко времени нашей встречи Пи-эн-джи успешно начал новую карьеру в другой британской колонии. Он не ожесточился и не оглядывался на прошлое. Но терпеть не мог дураков и английской белой швали, типичных представителей которой иной раз направляли в колонии на чиновничьи должности. Таких много, и, должно быть, они успешно справлялись с премудростями своих профессий, в противном случае не сумели бы окончить тех отчаянно скучных учебных заведений, из стен которых они выходят. Но проводить с ними свободное от работы время — удовольствие маленькое. Шуток они не воспринимают, а для Пи-эн-джи это смерти подобно. Он шутил постоянно, как и все храбрые люди, получил хорошее воспитание, а потому знал, что соленые словечки можно употреблять даже в самом изысканном кругу.

За спагетти и вином он рассказал нам, как один из вновь прибывших, какой-то конторский очкарик, отчитал его за то, что, вернувшись после объезда вверенной ему территории, где не обошлось без перестрелки, Пи-эн-джи позволил себе произнести вслух нехорошее слово, которое могла услышать жена молодого чиновника. Я видел эту даму, и у меня сложилось впечатление, что их браку пошло бы на пользу, если бы ее супруг реализовал на практике те слова, которые иной раз озвучивали такие, как Пи-эн-джи.