Лев правосудия

Когда Транков наконец выехал с парковки, я была почти без сил: едва смогла открыть дверцу машины, и меня так трясло, что даже включенная на полную мощность печка не помогала. Рютконена мне было ничуть не жаль, но до конца жизни я не забуду, какими идиотами были мы с Лайтио. Рютконен играл на доске размером с целый мир, а мы изменили турнирную таблицу только провинциальной лиги.

Весь вторник я была настороже и десять раз за час проверяла мобильник, но от Лайтио ничего не поступало. Ни в средствах массовой информации, ни в материалах ЦКП не было упоминаний о перестрелке в Коппарняси, унесшей человеческую жизнь. Как будто ничего не случилось! Тем не менее я не могла спать и вздрагивала всякий раз, заслышав звук сирены, так что даже Йоуни это заметил и спросил, не проехала ли я на его машине со злостным превышением скорости прямо перед объективом камеры слежения. Но поскольку я обещала быть с ним вежливой, я не швырнула в него брюквой, которую в это время держала в руках.

Лайтио позвонил только в четверг утром:

— Привет из больницы. К Рождеству обещают отпустить домой.

У меня чуть не вырвалось кое-что лишнее, но я вовремя догадалась изобразить неведение.

— Почему ты в больнице? — спросила я невинным тоном.

— Маленькая огнестрельная рана в бедре, а из-за этого прихватило сердце. Давление такое высокое, что хватило бы на троих таких, как я.

— Огнестрельная рана? Что случилось?

— Рютконен предложил мне дуэль на пистолетах. Неприятная история. Но он ведь даже школу полиции не закончил, и стрелок из него был никакой. А я — другое дело. Наверное, еще придется расхлебывать эту кашу, такое дело не скроешь. Навестишь меня, если угожу в тюрягу?

— Обязательно! — со слезами на глазах заверила я.

— Но сюда в больницу тоже можно прийти. Хочу кое-что тебе рассказать. Из-за всей этой суматохи совсем забыл, но теперь это сойдет за рождественский подарок.

— Можно прийти утром? Йоуни уже машет, чтобы я шла чистить брюкву. Я все еще у него в долгу за то, что одалживала машину.

— Когда придешь, принеси сигар! Жена, черт возьми, сказала, что я должен бросить курить. Да я лучше ее саму брошу!

На следующее утро я зашла в лучший табачный магазин Хельсинки и купила десяток любимых сигар Лайтио. Уж не связан ли его обещанный подарок с Давидом? Я не знала, хотела ли подобного подарка.

Лайтио лежал на больничной койке, одетый в ужасную пижаму, и выглядел очень старым. Усы были подстрижены непривычно коротко. Увидев меня, он все-таки улыбнулся.

— Теппо! Что это за история с перестрелкой? В медиа об этом ничего не было.

— После Рождества, вероятно, что-то появится, но сейчас следует помалкивать. Садись.

Я подтянула стул к кровати. Вокруг Лайтио витал больничный запах, на тыльной стороне ладони виднелся большой синяк от капельницы.

— Рютконен предложил мне встретиться в каком-то странном месте. Сказал, там мы сможем поговорить спокойно и вместе поискать выход из тупика, а к тому же на воздухе я смогу курить. Я согласился, а он вдруг начал размахивать пистолетом. Даже выстрелил мне в ногу, но я усмирил его. К счастью, у меня случайно был с собой пистолет для спортивной стрельбы.

Имелась одна проблема — разрешение на оружие. Если оружие Транкова было незаконным, их нельзя было бы связать, но от владельца законно купленного пистолета требовалось объяснение. Лайтио мог бы убедить коллег, что совсем недавно купил оружие у Транкова и разрешения еще не успели переоформить, но едва ли Юрий сумел бы совладать со своими нервами на допросе. Возможно, самым умным для Транкова было бы на какое-то время покинуть страну. Конечно, он всегда может сказать, что пистолет у него украли еще в России, и тогда Лайтио снова что-нибудь придумает.

— Против тебя выдвинут обвинение?

— Без всякого сомнения. Но в деле будет нелегко разобраться. Пока меня отстранили от должности, однако я все-таки успел связаться с Эйни и заставил ее покопаться в архиве. Эта женщина сделает для меня что угодно. Ты принесла курево?

— Вот. — Я вынула коробку, гильотинку для сигар и зажигалку.

— Пойдем на второй этаж, на балкон. Подашь костыли?

На бедре Лайтио была толстая повязка, но едва ли его держали в больнице только из-за ранения. Медленно, переругиваясь со мной, он добрел до лифта. На балконе второго этажа было запрещено курить, но Лайтио это не смущало.

— Я сейчас официально преступник, и нарушение антитабачного закона — полная ерунда по сравнению со всем прочим. Закуришь?

— Спасибо, в другой раз. Покурим потом, когда зайду к тебе на Урхейлукату.

Лайтио глубоко затянулся. Странно, как он не мерз в тонкой пижамной куртке, которая полоскалась на ветру. Потом он сильно закашлялся, согнулся пополам и сплюнул через перила нехорошего вида слизистый комок, в котором была кровь.