Лев правосудия

Я вернулась к оленьей тропе; три оленя метнулись мимо меня, обратившись в бегство. Поскользнулась на скале так, что уже думала, будто сломала лодыжку, и наконец дотащилась до «Кестикиевари», к какао и булочке. Морской орел по-прежнему парил над прилавком, раскинув крылья, по радио звучал голос Яри Силланпяя. Я чувствовала себя алкоголиком, который сидит в любимом своем кабаке, но пьет только сок. Это заведение слишком напоминало мне о Давиде, и именно поэтому я должна была пойти туда, чтобы окончательно выжечь этого человека из памяти. Добиться, чтобы он стал мне безразличен. Хотя за один раз это не удастся.

Включив мотор фургона, я вдруг заметила, что взмокла от пота: по радио звучала та же пьеса Баха, которую играл светловолосый альтист на книжной ярмарке в Турку. Пришлось остановить машину у обочины на перекрестке с Хангонтие: я ничего не видела из-за слез, но музыка вливалась в мою душу как лекарство, и на этот раз слезы были очищающими. Чертов Бах. Слушая его мелодии, я начинала сильно подозревать, что какой-то бог действительно существует.

В «Санс ном» пришли вести, что операция на сердце, сделанная Вейкко, прошла хорошо. Йоуни и Моника ходили его навестить, но я так и не преодолела в себе страха перед больницей, хоть и твердила мысленно, что у представителя моей профессии не должно быть таких мест, куда он не осмеливается зайти. Хотя какой я теперь телохранитель! Я всего лишь посудомойка и оператор овощечистки — на этой должности позволительно иметь слабости.

В начале ноября в ресторан вновь заглянули полицейские, и не из обычного патруля, а из уголовной полиции, расследующей смерть бездомного Ристо Антеро Хаапалы. Явившись в четверг за час до открытия ресторана, они провели беседу со всем персоналом.

— Вас ни в чем не подозревают. Нам только нужно выяснить, каким образом Хаапала получил алкоголь, смешанный с жидкостью для мытья ветровых стекол, которая содержит метанол. Знаете ли вы, где он обычно находил выпивку?

— Откуда нам это знать! Поговорите с его приятелем, Вейкко Вуориненом. Они приобретали выпивку вместе.

— Вуоринен говорит, что ничего об этом не знает. Когда он и Хаапала отправились на свой насест ночевать, у них не было ни капли алкоголя. Шесть бутылок пива, которыми они наслаждались вечером, закончились уже к девяти, — рассказывал старший из полицейских, бородатый мужчина, навидавшийся разных смертей.

Моника принесла книгу с расписанием рабочих смен.

— Итак, бедняга умер в ночь между вторым и третьим ноября. Наша кухня закрылась в половине одиннадцатого, и в час ночи никого здесь уже не было. Помнит ли кто-то что-нибудь необычное про этот вечер?

Конечно, никто ничего такого не помнил. Кроме меня: ведь я видела штанины и ботинки в записи камеры наблюдения. О камерах патрульные полицейские даже не спросили. Уголовная полиция оказалась несколько дотошнее, и старший констебль Сутинен, мужчина чуть помоложе, спросил, как расположены камеры наблюдения «Санс ном». Персонал обратил взгляды на меня, предоставляя мне отвечать.

Я признала, что охрана помещения возложена на меня, и рассказала, где расположены камеры наблюдения. При этом пожаловалась, что уже удалила все записи ранее прошлой недели. Полицейские могут, конечно, пойти проверить это. Флешка, на которой я сохранила изображения с ночи смерти Рипы, лежала в квартире на Юрьонкату, в том же запертом шкафчике, что и мое оружие и «наследство» от Давида.

— Вы не помните, было ли на пленках той ночи что-нибудь особенное? — спросил меня Сутинен.

Йоуни посчитал это за разрешение удалиться и исчез, чертыхаясь и призывая других следовать за собой. В зале ресторана остались я и Моника.

— Если бы на них имелся кто-то, кто дал бы Рипе отравленную выпивку, я бы, конечно, отнесла их в полицию. Но он упал в тень за пределами поля зрения камеры, так что момент его смерти в записях не отражен, — ответила я, изображая ужас, хотя моим единственным настоящим чувством в этот момент была ярость.

Пожалуй, и полиция догадается задаться вопросом: а куда делась бутылка с отравленной выпивкой? Смотрел ли Рютконен в полном спокойствии, как Рипа пьет отраву, чтобы потом унести бутылку и оставить алкаша захлебываться собственной рвотой? Штанины и ботинки — этого мало, чтобы обвинить ценного сотрудника полиции. Да и какие причины могли быть у Рютконена убивать Рипу? Конечно, так бы и подумали коллеги Рютконена, поэтому я держала рот на замке и не предлагала полицейским помощи. Бородатый действительно догадался спросить, не находил ли кто-нибудь из нас бутылку, из которой мог пить Ристо Хаапала. Я ответила «нет», и это была чистая правда.