Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

На XII партсъезде Троцкий был избран в ЦК [1331] , а затем и в Политбюро. К этому времени он являлся в полном смысле слова харизматической личностью, качества которой оценивались как исключительные. О нем писали и в Советской России, и за ее пределами, как о главном организаторе Октябрьского переворота, как о лице, заложившем основы большевистской внешней политики и дипломатии, как о творце победы в Гражданской войне. На первый взгляд казалось, что разногласия и закулисная борьба за влияние и власть в высшем руководстве в ходе XII съезда РКП(б) несколько смягчились. Однако это впечатление было обманчивым. По абсолютно всем принципиальным и мелким вопросам сталинское большинство умышленно и умело конфликтовало с Троцким каждый раз, когда тот начинал говорить или брался за перо, и у партийного актива создавалось впечатление, что на партийный раскол, которым всех так запугивал главный и вечный раскольник социал-демократического движения Ленин, постоянно идет Троцкий. Даже Крупская, чей муж только что был отстранен от власти, абсолютно запуталась в том, кто виноват в расколе, и в споре с Троцким публично поддержала Сталина. Однако по крайней мере два раза Крупская выдала свои инстинктивные, истинные взгляды. 31 октября 1923 г. она написала письмо союзнику Сталина Зиновьеву; текст впервые опубликован в СССР в 1989 г.: «Дорогой Григорий… Во всем этом безобразии… приходится винить далеко не одного Троцкого. За все происшедшее приходится винить и нашу группу: Вас, Сталина и Каменева. Вы могли, конечно, но не захотели предотвратить это безобразие. Если бы Вы не могли этого сделать, это бы доказывало полное бессилие нашей группы, полную ее беспомощность. …Наши сами взяли неверный, недопустимый тон. Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счетов. Рабочие… резко осудили бы не только Троцкого, но и нас. Здоровый классовый инстинкт рабочих заставил бы их резко высказаться против обеих сторон, но еще резче против нашей группы, ответственной за общий тон. …От рабочих приходится скрывать весь инцидент» [1332] .

«Наша группа», «наши», «нас» – подчеркнуто пишет Крупская о мучителях своего мужа: Сталине, Зиновьеве и Каменеве. Но ее действительное отношение все-таки выдает то же письмо: «Совершенно недопустимо также то злоупотребление именем Ильича, которое имело место на пленуме. Воображаю, как он был бы возмущен, если бы знал, как злоупотребляют его именем. Хорошо, что меня не было, когда [Г.И.] Петровский сказал, что Троцкий виноват в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В.И. заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах. Вы знаете, что В.И. видел опасность раскола не только в личных свойствах Троцкого, но и в личных свойствах Сталина и других. И потому, что Вы это знаете, ссылки на Ильича были недопустимы, неискренни. Их нельзя было допускать, они были лицемерны. Лично мне эти ссылки приносили невыносимую муку. Я думала: да стоит ли ему выздоравливать, когда самые близкие товарищи по работе так относятся к нему, так мало считаются с его мнением, так искажают его? …Момент слишком серьезен, чтобы устраивать раскол и делать для Троцкого психологически невозможной работу. Надо пробовать с ним по-товарищески столковаться. Формально сейчас весь одиум за раскол свален на Троцкого, но именно свален, а по существу дела, – разве Троцкого не довели до этого? Деталей я не знаю, да и не в них дело… а суть дела: надо учитывать Троцкого как партийную силу, и суметь создать такую ситуацию, где бы эта сила была для партии максимально использована» [1333] .

Из письма, кроме изложения взглядов Крупской, следует, что о событиях на Объединенном пленуме Ленина уже не информируют, что Ленин стоит на стороне Троцкого, а не Сталина, виновника нагнетения эмоций вокруг «национального вопроса», и что выздоравливать Ленину «не стоит», так как «товарищи по работе» Ленина уже в грош не ставят, что, впрочем, Крупская должна была понять не позднее 5 марта 1923 г.

Второе письмо Крупской, говорящее о том, что в конфликте со Сталиным она была на стороне Троцкого, было написано ею 29 января 1924 г., вскоре после смерти Ленина: «Дорогой Лев Давыдович… то отношение, которое сложилось у В.И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти. Я желаю Вам, Лев Давыдович, сил и здоровья и крепко обнимаю» [1334] .

По своему эмоциональному заряду эту записку следует назвать прощальной. Во-первых, Крупская могла опасаться за свою жизнь. Во-вторых, она должна была предполагать, что после Ленина наступит очередь Троцкого. В январе 1924 г. Сталин действительно пробовал Троцкого устранить. Троцкий описывает произведенное на него покушение более чем скромно, одной фразой: «Во второй половине января 1924 года я выехал на Кавказ в Сухум, чтобы попытаться избавиться от преследовавшей меня таинственной инфекции, характер которой врачи не разгадали до сих пор. Весть о смерти Ленина застала меня в пути» [1335] .