Читаем Лев Троцкий полностью

В развитие постановления Троцкий опубликовал приказ-памятку по реорганизуемой армии,[729] представляя дело так, будто инициатива перевода частей на принудительный труд исходила от них самих. Красноармейцы, мол, не помышляли о возвращении в родные места — они были проникнуты «сознанием долга». «…3-я революционная армия не хочет терять времени даром. В течение тех недель и месяцев передышки, какие пришлись на ее долю, она применит свои силы и средства для хозяйственного поднятия страны. Оставаясь боевой силой, грозным врагом рабочего класса (как и в некоторых других случаях, Троцкий в спешке допускал анекдотические словесные огрехи! —

Г, Ч.), она превращается в то же время в революционную армию труда». Иначе говоря, трудовая занятость армии рассматривалась как временная мера, ибо предусматривалась новая военная кампания против внешних врагов.

Несколько недель с середины февраля 1920 года Троцкий разъезжал в своем поезде по Уралу, выступая на митингах, отдавая новые приказы и распоряжения по трудовой армии, убеждая со свойственным ему красноречием, что милитаризация труда не имеет никакого отношения к принудиловке. На собрании в Оренбурге 17 февраля[730]

он уверял, что демобилизация армии была бы непростительным легкомыслием: «Мы, правда, закончили нашу задачу на три четверти, но четверть еще осталась, а недовырубленный лес быстро зарастает», а также выражал недовольство отсутствием «боевой самоотверженности на хозяйственном фронте». С особой озлобленностью Троцкий отметал встречавшиеся сравнения милитаризации с аракчеевщиной или даже рабством в Древнем Египте.

Косвенно, на основании жестких приказов Троцкого, можно судить о том, что принудительный труд, как этого и следовало ожидать, отнюдь не был эффективным. В приказе от 3 марта 1920 года «На борьбу с трудовым дезертирством!»[731] нарком перечислил целых восемь форм того, что он именовал дезертирством. Небезынтересно их привести: неявка по трудовой мобилизации; неявка по трудовой повинности; уклонение от трудового учета; невыход на работу; самовольный уход с работы; уклонение от труда путем занятия фиктивных должностей, командировок и т. п.; уклонение от труда путем симуляции болезни; намеренная невыработка нормы. За дезертирство, как и за неприятие против него карательных мер, предусматривались наказания, начиная со сравнительно мягких, например выговора, и заканчивая весьма жесткими — переводом в штрафные части с увеличением объема работ без оплаты сверхурочных часов (хотя здесь была явная, возможно, сознательная оговорка, ибо никакой сдельной или почасовой оплаты красноармейцы-рабочие не получали, ведь они как мобилизованные солдаты находились на «казенном пайке»).

Так Троцкий оказался в авангарде партийных деятелей, которые стали забывать, во имя каких целей устроили революцию, где проходила грань между частнособственнической эксплуатацией труда и эксплуатацией государственной. При этом государственная эксплуатация оказывалась более мучительной для трудящихся, ибо опиралась на мощный и почти всегда произвольный механизм принуждения, не оставлявший возможности выбора, лишавший рабочую силу какого-либо подобия свободы воли, хотя бы в выборе сферы деятельности и места работы.

Будучи человеком весьма энергичным и упорным, пытаясь любой ценой осуществить поставленные им задачи, Троцкий все более затягивал «военно-коммунистическую петлю» на шее российского народа в буквальном смысле и на собственной шее в смысле переносном. Означало ли это, говоря современным сленгом, что Троцкий был особенно «крутым» в проведении политики военного коммунизма, как это настойчиво утверждала на протяжении десятилетий сталинистская историография, наложившая определенный отпечаток и на издания постсоветского периода? Никаких оснований для этого нет.

Троцкий с его решительностью в проведении поставленных задач оказался в нужное время на нужной должности руководителя военным ведомством. Кроме того, он стремился в какой-то мере «искупить» свое кратковременное расслабление, связанное с представлением в ЦК предложения о продразверстке. Если добавить исключительную плодовитость Троцкого в создании статей, брошюр, тезисов, его внимание к тому, чтобы все эти материалы были как можно шире растиражированы, если учесть, что в его личном распоряжении была типография, оборудованная в поезде наркомвоенмора, становится ясно, как именно Троцкий выдвинулся на первый план в оказавшейся безуспешной попытке создания всеобщей системы принудительного труда.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы