Левая рука тьмы

Орр сбежал, протискиваясь сквозь толпу, прежде чем Марин произвел эвтаназию своим шприцевым пистолетом. Все взрослые граждане, заслужившие удостоверение гражданской ответственности, носили такие пистолеты. Орр и сам имел такой, впрочем, его пистолет не был заряжен. Его зарядили, когда он стал пациентом при МПЦ, но оружие оставили, чтобы временное лишение статуса не привело к публичному унижению. Ему объяснили, что душевное заболевание не является преступлением, таким, как инфекция или наследственная болезнь.

Он не чувствовал себя в опасности, и его пистолет зарядят, как только доктор Хабер объявит о его излечении.

Опухоль… Разве раковая чума, убив всех восприимчивых к раку, не сделала выживших иммунными? Сделала, но в другом сне, не в этом. Очевидно, рак возник снова, как Маунт-Худ.

«Учиться!» Вот это слово: «Мы не будем больше учиться войне…»

На углу Четвертой авеню и Олдер-стрит он сел в фуникулер и взметнулся над серо-зеленым городом к башне ХУРАДа, которая увенчала западные холмы. Башня была видна отовсюду — из города, с реки, из туманных равнин, больших темных холмов Лесного парка на севере. Под портиком с колоннами большими римскими буквами, которые придавали благородство любой фразе, было написано: «Величайшее благо величайшему количеству».

Внутри, в огромном мраморном вестибюле, сделанном по моделям Пантеона в Риме, меньшая надпись золотыми буквами на барабане центрального купола гласила: «Истинная цель человечества — человек. Пама. 1688–1744».

Орру говорили, что здание на площади превосходит размерами Британский музей и выше его на целых пять этажей. Оно было противосейсмично, но не защищало от бомб, потому что никаких бомб не было. Груды ядерного оружия, оставшегося после Лунной войны, были взорваны в серии интересных экспериментов в поясе астероидов. Это здание могло выдержать все, кроме извержения вулкана и еще дурного сна.

Орр прошел по западному крылу и в просторном лифте поднялся на верхний этаж.

Доктор Хабер сохранял в своем кабинете кушетку психоаналитика, как напоминание о скромном начале, когда он практиковал и имел дело с одиночками, а не с миллионами, но добраться до кушетки было нелегко, потому что помещения доктора занимали полакра и включали семь различных комнат. Орр доложил о себе автосекретарю в приемной, а потом прошел мимо мисс Кроч, работавшей на своем компьютере, миновал официальный кабинет — грандиозный зал, которому не хватало только трона, здесь доктор принимал послов, делегации, лауреатов Нобелевской премии — и наконец добрался до меньшего кабинета с окном во всю стену и кушеткой. Панель красного дерева была сдвинута в сторону, обнажив сложнейший исследовательский прибор.

Хабер копался во внутренностях усилителя.

— Привет, Джордж, — прогремел он, не оглядываясь. — Одну минутку. Сегодня у нас будет сеанс без гипноза. Садитесь. Я тут кое о чем думал… Слушайте, вы не помните тесты, которым вас подвергали в самом начале в Медицинской школе? Особенности личности, коэффициент интеллекта, пятна Роршаха и прочее. Я в своем третьем сеансе проделал аналогичную проверку. Помните? Интересовались результатами?

Лицо Хабера, серое, обрамленное курчавыми черными волосами и бородой, неожиданно появилось из глубины усилителя. В глазах его отразился свет окна.

— Да, — ответил Орр.

На самом деле он ни разу не вспомнил об этом.

— Полагаю, что вам пора узнать, что в пределах данных этих стандартных, но довольно точных и полезных тестов вы настолько нормальны, что кажетесь аномалией. Конечно, слово «нормальный» не имеет точного объективного значения. В количественных терминах вы средняя величина. Например, отношение экстраверсии-интраверсии у вас 49,1. Это означает, что интраверсия превышает экстраверсию на 0,9 процента. Очень редкий случай. То же отношение по всем остальным параметрам. Если нанести их все на один график, получится линия где-то на уровне пятидесяти процентов. Стремление господствовать у вас, например, 48,8. Вы не господствуете и не подчиняетесь. Независимость-зависимость — то же самое. Созидание-разрушение по шкале Рамиреса — то же самое. Ни то и ни другое. Или и то, и другое. Везде, где есть оппозиция, полярность, вы посередине. Повсюду на шкале вы в точке равновесия. Вы так тщательно все убрали, что ничего не осталось. Уолтерс в Медицинской школе истолковал эти результаты несколько по-другому. Он видит в этом стремление к гармонии с обществом, а я — с самим собой. Во всяком случае, вы человек середины. Остается теперь только подшить Глюмдалышич из Бробдингнега, и все будет ясно. Черт!

Он ударился головой о панель, оставив усилитель открытым.

— Вы странная рыба, Джордж. И самое странное в том, что в вас нет ничего странного.

Он рассмеялся своим оглушительным смехом.

— Попробуем сегодня по-другому. Никакого гипноза, никакого сна. Нет ж-стадии и нет сновидений. Сегодня я хочу подключить вас к усилителю в бодрствующем состоянии.

Сердце Орра сжалось, хотя он и не знал почему.

— Зачем? — спросил он.