Осторожный, как дикое лесное животное, он подождал, пока ночь полностью не вступит в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по берегу реки, стараясь держаться в тени ив, пока не подошел настолько близко, что различил квадрат окна, через который был виден очаг. Это была маленькая хижина с остроконечной крышей, на которой лежал снег. Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона, наиболее яркое в этой тихой морозной ночи. Время от времени с ветвей деревьев падали хлопья снега, рассыпаясь на отдельные снежинки, парящие над рекой и вспыхивающие, словно искорки в лучах падавшего из окна света.
Фальк стоял, не сводя глаз с огня в хижине.
Он подошел еще ближе и долго стоял, стараясь не производить шума.
Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, земля перед ней озарилась золотым сиянием и вверх поднялась снежная пыль.
— Иди сюда, к огню, — произнес человек.
Он стоял в проеме двери, совсем не заботясь о том, что был открыт для обозрения на свету, лившемуся из хижины.
Прячась во тьме, Фальк схватился за лазер и замер.
— Я ловлю твои мысли, незнакомец, — снова бросил в темноту хозяин хижины. — Я — Слухач. Иди смелее! Здесь некого бояться. Или, может, ты меня не понимаешь? Ты говоришь на этом языке?
Фальк молчал.
— Ну что ж, будем надеяться, что ты меня понимаешь, потому что я не собираюсь пользоваться при общении с тобой мысленной речью. Здесь нет никого, кроме меня и тебя… Конечно, — продолжал незнакомец, — я без труда слышу тебя, точно так же, как ты своими ушами сейчас слышишь меня. Я знаю, что ты здесь и не отваживаешься выйти из темноты ко мне. Подойди, я тебе клянусь, что ничто не угрожает одинокому путнику у меня в доме. Я сейчас уйду, а ты, если захочешь отдохнуть в тепле, постучись.
Дверь закрылась.
Фальк постоял еще некоторое время, затем пересек во мраке несколько ярдов, которые отделяли его от двери домика, и постучался.
— Заходи!
Он открыл дверь и очутился среди тепла и света. Старик, седые космы которого падали на спину, стоял на коленях перед очагом, разводя огонь. Он даже не повернулся, чтобы взглянуть на незнакомца, и продолжал методично засовывать в топку дрова. Немного погодя, он громко заговорил, немного нараспев:
Наконец его голова повернулась к гостю. Старик улыбался, его узкие, живые глаза искоса смотрели на Фалька.
Голосом сбивчивым и хриплым, потому что ему уже давно не приходилось говорить, Фальк подхватил строки Старого Канона:
Старик рассмеялся.
— Так ли это, желтоглазый? Впрочем, это твое дело. Садись сюда, поближе к огню. Значит, ты чужестранец? И сколько дней ты уже не мылся горячей водой? Не вспомнить? Где эта чертова кочерга? Сегодня на дворе холодно. Да, холод такой, как поцелуй предателя. А мы здесь. Ну-ка, поднеси мне вот ту вязанку дров, что у двери, я суну ее в огонь. Вот так. Я — человек скромный, особого комфорта у меня не жди. Но горячая ванна есть горячая ванна, не все ли равно, от чего греется вода — от расщепления водорода или от сосновых поленьев, не так ли? Да, ты на самом деле чужестранец, парень, и твоя одежда тоже нуждается в горячей воде, пусть она и устойчива против дождя. А как насчет кроликов? Хорошо. Завтра мы приготовим пару тушеных зверьков, да еще добавим туда побольше зелени, ведь на овощи ты не можешь охотиться со своим лазерным пистолетом, у тебя нет их запаса в мешке, а? Я живу здесь один-одинешенек, самый большой Слухач. Я живу один и очень много говорю. Родился я не здесь, не в лесу. Но я никогда не мог спрятаться от людских мыслей, от людской суеты, от людской печали, в общем, от всего, что так свойственно людям. Мне приходилось продираться сквозь густой лес их мыслей, планов, тревог, и потому я решил жить здесь, в настоящем лесу, окруженный только зверьем. Слава богу, что есть еще места на Земле, обитатели — которых имеют столь куцые и спокойные мозги. Зато в их головах нет смертоносных планов и лжи. Садись сюда, парень, ты очень долго шел, и ноги твои устали.
Фальк присел на деревянную скамью у очага.
— Спасибо вам за гостеприимство, — сказал он.
Он уже хотел назвать свое имя, но старик опередил его.