Солдаты незлобно рассмеялись. Сивый глотнул из фляги, крякнул и согласно кивнул.
— А то и пойду. Мне в армии карьеры не сделать, отмеченный я… — Он поднялся, подтянул меч и махнул своим людям. — За мной, ссыкунишки. Дедушка Алан сейчас покажет вам, как надоть кромсать врага…
Как только караван начал движение, Аттон ползком переместился поближе к борту телеги, туда, где его руки были не видны вознице, пожилому молчаливому бантуйцу, с лицом изукрашенным причудливой татуировкой. Все дорогу до городских ворот, Аттон посвятил изучению сложного замка, скрепляющего кольца, прочно фиксирующие его запястья, и как только караван миновал последний досмотр, он изогнулся и осторожно, стараясь не обронить в тряске, вытащил из волос кусок тонкой стальной проволоки. Он трудился над замком до темноты, но механизм не поддавался. Аттон старался изо всех сил, но пальцы слушались его все хуже и хуже, замок по-прежнему с успехом выдерживал натиск, и близился тот час, когда его вполне могли просто скинуть в канаву, где гурпаны, в мгновение ока растащат его тело по всей округе. Но караван, не замедляя движения продолжал свой путь, и к утру Аттон уже успокоился и даже немного поспал.
Так прошел день. Аттон оставил попытки справится с замком, и просто лежал и смотрел на багряные кроны, проплывающие над его головой. Вечером караван остановился на лесной опушке. Аттон уловил запах готовящейся пищи, в животе у него заурчало. Он вслушивался в голоса караванщиков, общающихся между собой на общем языке, но никто из них даже и не заикался о нем. Когда совсем стемнело и на небе высыпали яркие осенние звезды, к его телеге приблизились двое. Они долго говорили между собой, но всех познаний Аттона в банутйском едва хватило, на что, чтобы понять, что речь идет о столице Прассии и о каком-то торговце по имени Рупир Хайок. Наконец, один из бантуйцев забрался в телегу, посветил Аттону в лицо факелом и спросил:
— Ну что, хайшем, боишься?
Аттон улыбнулся и ответил.
— Нет, мастер-башар, не боюсь.
Бантуец, тот самый, что пересчитывал у масляных рядов бочонки, улыбнулся в ответ.
— Правильно. Не надо бояться. Страх делает человека слабым, а слабость — презренна. Нам заплатили за тебя очень много денег, хайшем. И ты должен умереть. Но с другой стороны… — Темное лицо бантуйца расплылось в довольной усмешке, — Ты сильный и храбрый воин, хайшем… И будешь хорошим рабом. Мастер Баркай решил не убивать тебя. Он решил продать тебя мастеру Рупиру Хайоку, в Зиффе. Ты должен благодарить доброе сердце мастера Баркая…
«И его жадность…» — добавил про себя Аттон и улыбнулся бантуйцу.
— Передай мастеру Баркаю, что хайшем Аттон благодарит его доброе сердце…
— Конечно, хайшем. На вот… — Бантуец кинул в телегу кусок дымящегося мяса и краюху хлеба. — Поешь, мастер Хайок вряд ли заплатит много денег за худого полумертвого хайшема.