«Первый» по-прежнему доверял Серову. Тот, вне сомнений, был ему беззаветно предан, что не раз доказал уже делом. С другой стороны, Хрущев отводил шефу секретной службы лишь дебютную часть партии в своей политической игре. Генерал, по замыслу «Первого», должен был рано или поздно сойти с политической сцены, чтобы не дискредитировать своим сомнительным прошлым новый антисталинский курс Хрущева.
«Но пока еще рано, время не пришло…» — подумал про себя, сидя в машине, Никита Сергеевич.
Серов выходил из кабинета Хрущева озабоченным. Его по-прежнему занимал предстоявший визит в Англию. Генерала беспокоили доклады подчиненных о возможном минировании корабля. Кое-кто на Лубянке не исключал открытой диверсии против крейсера «Орджоникидзе». Серов относил их на счет чрезмерной подозрительности чекистов. Впрочем, ничего излишнего в ней генерал не находил. Подозрительность вообще была Серову по душе. Без нее, он полагал, в его работе никак нельзя было обойтись.
Генерал устроился в кабине ЗИСа, стоявшего у крыльца кремлевского особняка, и скомандовал шоферу:
— Теперь на работу.
Машина развернулась у Царь-пушки и, набирая скорость, покатила к выезду из Кремля. Пройдя Спасские ворота, ЗИС выехал на брусчатку Красной площади. Через минуту машина уже была на Лубянке и, обогнув здание КГБ, остановилась с его тыльной стороны напротив гастронома.
Серов поднялся в свой рабочий кабинет, снял пальто, устроился за своим рабочим столом и принялся бегло разбирать почту. В просторном кабинете было тихо и по-своему уютно. Ничто постороннее не мешало работе. Огромный письменный стол с ящиками для документов по правую и левую руку был завален папками, книгами, многочисленными бумагами. Сбоку на нем стояла целая батарея разноцветных телефонов, в том числе и один кремлевский, так называемая «вертушка».
Посередине кабинета длинной десятиметровой веткой тянулся стол для заседаний, уставленный двумя рядами стульев. Плотные светло-серые шторы занавешивали большие квадратные окна. Стены с высокими потолками украшали два портрета — Ленина и Дзержинского, основателей первого в мире пролетарского государства и его карательной полиции.
За спиной генерала стоял объемный книжный шкаф с бесконечными рядами собраний сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. С ним соседствовала дверь в прилегавшую к кабинету комнату отдыха с обеденным столом, диваном и встроенным в стену стальным сейфом, где хозяин кабинета хранил секретную документацию и личное оружие.
Часы пробили одиннадцать. Генерал решил не задерживаться с делами и ехать домой.
К дому номер три на улице Грановского мимо опустевшего ночью Охотного Ряда и Манежа ЗИС довез его за считанные минуты. В окнах третьего этажа еще горел свет.
«Значит, мои еще не ложились», — безошибочно определил Серов.
Во дворе дома за высокой металлической оградой господствовали тишина и порядок.
Иван Александрович успел полюбить этот свой новый дом. Роскошная правительственная квартира прямо напротив Кремля, в которую семья Серовых переехала весной 54-го, сразу после назначения генерала Председателем КГБ, была пределом мечтаний любого, даже самого высокопоставленного аппаратчика.
Дом на улице Грановского
Этажом ниже в этом элитном доме жил министр обороны страны маршал Жуков. В квартире напротив — генеральный прокурор Руденко. Этажом выше — новый идеолог партии, секретарь ЦК Суслов. Над ним — первый секретарь московского горкома партии Фурцева.
Порой генералу попросту не верилось, что большую часть своей жизни он прожил совсем в иных условиях, в избах и казенных бараках, а первые годы в Москве — в тесной 8-метровой комнатке военного общежития по проезду Девичьего поля, рядом с Академией имени Фрунзе, где учился.
Переломным в его жизни оказался 39-й год, когда его, не слишком удачливого в учебе выпускника этой академии, майора по званию, вдруг назначили сначала заместителем начальника московской милиции, через пару недель — уже ее начальником, а через шесть месяцев — ни много ни мало министром внутренних дел Украины и заместителем наркома НКВД.
Такой головокружительный взлет простого офицера-артиллериста, впрочем, мало кого мог удивить в то время. Шла жестокая чистка кадров Красной армии, а точнее расправа над ней. Более 40 тысяч офицеров стали ее жертвами. На смену расстрелянным и сосланным в ГУЛАГ командирам становились малоопытные, но слепо преданные сталинскому режиму новобранцы.
Генерал нажал на звонок квартиры номер семьдесят один. Дверь открыла жена Вера Ивановна.
— Ну, сколько можно ждать, Ваня, — с грустной улыбкой посетовала она, — ведь двенадцатый час уже.
Москва весенняя
5 апреля, четверг.
Москва
Всю ночь город терзали шквалы ветра. От его резких порывов гудели крыши домов, под хлесткими ударами то и дело дребезжали стекла. Под утро все стихло, буря миновала город. Принесенное с юга первое хрупкое тепло легло на не оттаявшую еще после долгой суровой зимы землю. И в воздух поднялось молоко густого тумана, окутавшего плотной пеленой московские улицы и кварталы.
В городе запахло сыростью и весной.