Уловив в тоне Шалаша смутное беспокойство, Дуплет внимательно на него посмотрел и вновь покосился на ящик, располагавшийся слева на приборной панели. Помедлив с ответом и поразмыслив над чем-то, он ответил спокойно и с неестественным добродушием в голосе:
— Да, весьма близко. Тебя это удивляет?
— Если честно — да, так как я неоднократно сюда приезжал вытаскивать дочь Лярвы с того света и ни разу не видел никакого озера, ни разу даже не слышал о нём!
— Не беспокойся, мы уже близко и скоро будем на месте. Мне ведь, собственно, и рассказать-то осталось совсем немного, — Дуплет поудобнее уселся в кресле, опять улыбнулся и заговорил вдруг прежним весёлым и жизнерадостным тоном: — Господи, какое прекрасное бабье лето стоит! День-то какой хороший! А мне приходится. Ну да ладно. Итак — продолжим и закончим. Тебе, наверно, хочется узнать о моих отношениях с Лярвой?
— Пожалуй, хочется. Вот уж не думал, что у тебя могли быть с ней какие-то отношения! По части отношений специалистом у нас был Волчара. — Шалаш попробовал улыбнуться собственной шутке, но улыбка получилась вымученной и мгновенно погасла. Вздохнув, он договорил: — Ты умеешь преподносить сюрпризы, однако!
— Ну, дорогой, тот ли ещё сюрприз ожидает тебя впереди! — мигом и без задержки подхватил Дуплет. — Так вот, да будет тебе известно, я внимательнейшим образом отслеживал всё, что происходит с Лярвой, и был в курсе решительно всех событий. И того, как ты ловко подослал к ней Замалею, и того, как он постыдно бежал от неё, и того, как он пристегнул к делу Колыванова, но всего более меня огорчала неуёмная энергия сего новоявленного Дон Кихота. Кстати, тебе не жалко их обоих, а также и эту женщину, пытавшуюся оформить опеку над ребёнком? Из газет ты наверняка знаешь о недавней гибели всех троих, и мне вот интересно, насколько тебя мучает совесть? Ведь если бы не твоя изящная подсказка, была бы жива не только вся троица, но и другие люди: например, жена и дети Замалеи, сын Колыванова.
С этими словами Дуплет вдруг столь цинично и издевательски усмехнулся, что Шалаш, пятью минутами ранее испытывавший к нему неприязнь рассудком, теперь почувствовал эту неприязнь и всем сердцем.
— А что плохого ты можешь сказать об этих несчастных: о пожилой и одинокой женщине, об электрике и о прокуроре? — выдавил из себя Шалаш, решившись в последний раз возразить Дуплету, а после уже думать, что и как ему следует предпринять в свете всего услышанного. — Чем же они-то для тебя — мерзкие йеху? Ведь вот, казалось бы, вполне положительные и хорошие люди. И если есть на свете хотя бы горстка таких, то уж хотя бы горстку-то эту надо же пощадить и спасти от твоих Эталонов?
Дуплет ждал, по-видимому, этого вопроса и заготовил ответ заранее, так как нисколько не замедлил с ответом: