Либеллофобия

Тритеофрен засосало в новый смерч. За секунду до того, как он оказался в руках эзеров. Аракибба сорвала Берграю полкрыла, перемола остатки хрома на Кайнорте. Они едва успели укрыться, и вихрь, не найдя никого, занял прежнее место на пиктограмме скарландыша.

– Аракибба и есть тайник, ну и ну, – прохрипел Берграй. – И сколько бы мы её ни распыляли, она вернётся за своим прибором.

Опять начинался дождь. Грязные лужи собирались вокруг злополучного бугра. Мы с Пенелопой растянули над Крусом наши пледы, чтобы он не промок. Какое трупу было дело, неважно. Пенелопе так было спокойнее. Маррада и Лимани сидели тише мышей, а Нахель себя накручивал:

– На месте Игора должен быть я!

– Уйдём и вернёмся на гломериде,– предложил Ёрль. – Расстреляем сверху из гравинады, чего проще-то?

– Нет, – сказал Кайнорт. – Так мы уничтожим и Тритеофрен вместе с аракиббой.

Он вздрогнул, будто от внезапной идеи, и порылся во внутреннем кармане куртки. Выудил сухой помятый колосок, из тех, что показывал мне в каюте два дня назад. Веточку скарландыша. Бритц растёр её в ладонях, вдохнул пыльцу и стряхнул в воздух. Запахло прелыми листьями. Аракибба раскрутила потоки грязи, и сквозь дымную пыль лиловой метёлки начала превращение.

Грязь в основании вихря позеленела. На бугре поднимался не смерч, а гибкий стебель. Он не разбрасывал камни, а распускал широкие мясистые листья. И на его вершине не зияла огненная пасть. Там качался полураскрытый белый бутон. Живой, тяжёлый.

– Уитмас оставил Тритеофрен тем, кто решает не одной только силой, – сказал Ёрль, от удивления топорща иглы.

– Но это только иллюзия, – напомнил Берграй. – На самом деле там всё тот же смерч. Помнишь, что рассказывал Ооинс?

Кайнорт поднялся.

– Для полного превращения нужны живые скарландыши. Те, которые я уничтожил вместе с последнеё балантифеей.

– Ты куда!

– Исполнять предсказание.

Он вышел и встал лицом к аракиббе, из нежного бутона которой сыпались горячие осколки. Дымок от колоска рассеивался вместе с иллюзией. Цветок превращался в смерч. Бритц посмотрел на жидкую грязь под ногами и сжал кулаки на секунду.

– Ула.

Он звал, чтобы бросить меня аракиббе. Но под гипнозом его голоса я подошла и встала рядом, хлюпнув грязью. Дождь забирался за шиворот. Сердце колотилось где-то в горле. Осколки кварца дырявили Бритцу крылья. Он стянул перчатку, положил руку мне на шею и притянул к себе. И поцеловал. Сон в купели, где Кайнорт топил меня за волосы, больше походил на правду, чем этот поцелуй. Рефлекс откликнулся, когда его язык у меня во рту звякнул шариком о зубы. Клыки выбросило в шею эзера. Его губы дрогнули.

Кайнорт отшатнулся и упал на колени в лужу. Нас двоих окатило грязью, и колючие лапы оттащили меня назад.

– Не трогать её! – взревел Ёрль.

Ёж поволок меня за камни, где закрыл собой от взведённых глоустеров.

– Это рефлекс… это просто рефлекс, – Пенелопа успокаивала себя и Берграя, убирая оружие в кобуру.

Они были взвинчены до предела. Мы все были. Четыре трупа меньше, чем за сутки, один под вопросом и один корчился в луже рядом с аракиббой.

– Что он наделал! – кричала Маррада. – Что, дьявол его…

– Смотрите!

Кайнорт зеленел и хватался за горло. Из раздувшихся ран, где ударили мои клыки, текла кровь. Он с огромным усилием вдохнул и откашлял ещё крови. Аракибба над ним качала бутоном, но осколки больше не крошили эзеру крылья. По ущелью разносился крепкий аромат, как на разнотравье после грозы. Бритц поднялся, качаясь и жмурясь от боли. Ещё хриплый вдох, ещё шаг.

Он поднял руку к бутону и коснулся белого лепестка. Аракибба замерла. Она превратилась по-настоящему! Бритца крутила боль. Его пальцы на лепестке крупно дрожали, но Кайнорт тянулся дальше, к сердцевине бутона. Сумасшедший. Минуту назад там бушевала пасть, и жар был способен обратить эзера в пепел. Ещё свистящий вдох. Кровь по подбородку. Бутон приоткрылся, и в руку Бритца скатился зеркальный ромб. Эзер упал назад в лужу, сжимая добычу. Ёрль и Берграй бросились к нему:

– Антидот!

Они оттащили Кайнорта в укрытие уже без сознания. Ёж забрал Тритеофрен. Пенелопа лихорадочно перерыла аптечку, раскидала медикаменты и через минуту вколола противоядие. Бритц на глазах из зелёного стал серым и задышал слабо, мелко-мелко.

– Это только первая доза, приготовь ещё три, – приказал Ёрль. – Вводить каждые полчаса.

– Может… пусть лучше умрёт? – прошептала Маррада.

– Сама умри! – огрызнулась Пенелопа. – С его резистентностью к ядам он будет мучиться сутки!

Аракибба так и качалась цветком. Наверное, она могла превратиться в смерч, только когда кто-нибудь ещё принял бы яд. Мы решили дождаться, когда Кайнорт и Крус очнутся, а после двигаться дальше. Берграй и Пенелопа развернули гексы в два небольших шатра, подальше от твари. В один поместили тело Круса и полумёртвого рой-маршала, а в другой забрались остальные.

Я не знала, что думать, а что чувствовать – тем более. В момент, когда прибор скатился в руку Бритцу, я, признаться, была в восхищении. Миг, но была. Что ж, порабощение Урьюи стало чуть ближе, чем погибель. Меньшее зло качнуло весы на себя.