Либеллофобия

– Осенью ассамблея устраивала благотворительный концерт. Там выступали очаровательные сиротки в парадных платьицах. После этого мама сделалась странной. Листала каталоги игрушек, забывала забирать нас из школы. Отец сказал: «Дорогая… нет. Мы не потянем троих детей, это уже слишком». Через неделю у брата в руках взорвался фейерверк. Повезло, что он был просрочен: малыш инкарнировал в ту же ночь. На следующее утро папа собрал чемоданы и увёз нас с братом на другой конец света.

– О… – всё, что у меня вырвалось в ответ.

– У меня это в генах, Ула: её безумие. Я хотел держать его под контролем. Поэтому психология.

Его голос ослабел и охрип совсем. Мягкий сон забирался под плащ. Я пошевелилась из последних сил, чтобы уткнуться в горячую шею эзера.

– Ула? – позвал он спустя несколько минут.

Решив, что я сплю, Кайнорт осторожно обнял. Положил ладонь мне на голову и прижался щекой к виску. Когда я не пошевелилась, обнял сильнее. А под моей щекой билась его отравленная жилка. Случилось кое-что пострашнее смерти: я помнила, что сделал Кайнорт Бритц, как будто это было сегодня. Но это больше не работало, как раньше. Ужасные, непростительные поступки никуда не девались, не меркли и не сглаживались, но уже не лезли на передний план.

Бежать. На восходе.

* * *

В шатрах ещё спали, когда я накинула лишний плед на Лимани, прихватила сменный комбез, стащила паёк у Ёрля и, обернувшись пауком, дала дёру по скалам. Путь лежал на запад от Пика Сольпуг, вдоль горбатых кряжей. А дальше через пустошь – к шоссе на Гранай.

Алебастро щедро разливал молочный свет по склонам. А ведь ещё дня три назад казалось, что ядерная осень похоронила Кармин. Кряжи скоро закончились. Я распрощалась с горами и под вечер уже вязла в разноцветном песке. В отличие от гравийных барханов, эти сильно изматывали. Устав бороться с песком и пылью, я превратилась и надела комбез, чтобы передохнуть.

Стоило развернуть кулёк с едой, как на горизонте завился дымок. На всякий случай я спустилась с бархана и легла на живот. Мало ли, кто там… Случился уже один неизвестный друг, и чем это закончилось? Рядом зашумело. На голову посыпался песок, повалил дым, загорелись два жёлтых глаза в пыли. Монстр ревел, скрипел и визжал, наезжая сверху. Взбрыкнув, он заглох в сантиметре от моих клыков. Пыль легла ему на голову.

То есть, на кабину?..

– Вот так ничего себе! – воскликнули голосом Чпуха.

Бархатрейлер Баушки Мац! И она за рулём. Чьи-то ручищи втащили меня в расхлябанную дверь. Прижали к грубой коже партизанской куртки.

– Волкаш… Волкаш! – столько счастья за одну минуту сложно представить. – Значит, вы правда сбежали!

– Нет, я один. Ооинсом пришлось пожертвовать, он ни в какую не хотел рисковать.

– Значит, его засыпало? Но почему, ведь он знал об опасности?

– Мой ошейник начал садиться ещё в лагере. После первого боя батарейка сдавать начала. А перед отправлением так и забыли зарядить, но неужели я бы напомнил? К ночи мне удалось его снять.

Значит, Волкаш воздействовал на Ооинса диастимагией, чтобы тот – на свою беду – перебрался в самое опасное место.

– Под утро, когда уже можно было бежать, я бросил ошейник на землю и ударил там, где мрамонт сильнее размок. Ооинс не прогадал с местом! Жалею только, что не успел его вытащить, когда началось. Сам еле ноги унёс. И ещё жалею, что на спящих не действует диастимагия, уж я бы разделался с эзерами.

– Почему же ты меня не разбудил!

– Я искал тебя в темноте на ощупь, но не нашёл, крошка.

Правильно: ночью на мне была куртка Кайнорта, вот атаман меня и не нащупал.

– Бритц сразу засомневался, что ты погиб, – я усмехнулась. – Он не поверил, что ты мог поступить, как идиот.

– Дьявол, а ты, значит, поверила, – Волкаш рассмеялся и растрепал мне волосы. – А ты как сбежала?

– Меня отпустили. Но самое главное, Кайнорт добыл Тритеофрен. Вторую треть. Кажется, синтофрен, он управляет ядерным синтезом.

– Это не страшно. Теперь эзеры способны отключить на Урьюи связь и электричество, что с того? Оружие-то останется.

– Но без электричества тартариды не взлетят. Бойня пойдёт на планете.

Повисла тишина, и только трейлер громыхал по барханам. В нём не было, кажется, ни одного винтика, не дребезжавшего что есть мочи. В кабине у Баушки Мац звенели талисманы, бусы, обереги.

– Тогда это задница. И всё автонаведение обесточат…

– Волкаш, скоро твоя остановка! – крикнула Мац, не отвлекаясь от дороги. – Шоссе впереди.

По правде, снаружи машина поднимала столько пыли, что ни дороги, ни остановки никто не разбирал, кроме Баушки, но на то она и звалась ведьмой, раз видела побольше прочих.

– Ты уходишь? – удивилась я.

– С нами связалась майор Хлой из разорённого бункера. Она набирает отряд для освобождения Граная от мародёров, там нужна моя помощь.

– А эквилибринт? Ты же хотел с него начать?

– Придётся отложить. Увы, в тюрьме десятки пленных, а в столице десятки тысяч.

Трейлер заглох носом вниз у подножья бархана. Такая у Баушки Мац была система торможения: встрять и раскочегаривать по новой. Я скатилась с сиденья в руки Волкашу, и, пользуясь неловким моментом, обняла его: