Либеллофобия

Разумеется, первым делом эзеры установили гидроплазменные барьеры. Они не пропускали ветер, и внутри несколько потеплело. Лагерь стал компактнее: долина была пустая и дикая. Я стояла и смотрела, раскрыв рот, как огромные гломериды превращаются в системы жилых отсеков, складов, палаток и бараков.

– Ула, вот ты где, – Пенелопа бросила мне куль с термоконтроллерами. – На, раздай своим. Ночью будет трындец холодно.

– Мы здесь надолго?

– Не знаю. Кайнорт, Берг и Крус отправились в разлом на разведку.

– А что они ищут?

– Путь к какому-то пику, – уклончиво ответила рыжая.

Она не сводила глаз с исполинского утёса. Монолитный гранит вторгся в долину и навис тяжёлой тучей над лагерем. А за ним, на изрезанных щелями скалах, мелькали проблески. Крылья. Острые, как лезвия, у Инфера. Ослепительный вертолёт Бритца. И богомольи с мягким зелёным бархатцем. Трое перелетали с камня на камень, пока не юркнули в какую-то невидимую трещину.

Только я успела натянуть термобельё под комбез, как из офицерского воланера выпорхнула бабочка. Не знала, что бывают настолько шикарные крылья. Бабочка почистила шёлковый мех на грудке и сверкнула ртутными глазами. На землю мягко спустилась богиня. Не поворачивался язык назвать её человеком даже после обращения. Волшебница, фея, она несла себя по заиндевелым булыжникам, как по красной ковровой дорожке. Молочные крылья качались за спиной, будто шлейф королевы. Пенелопа сказала, Кайнорт Бритц потерял её? Её?! Галактический неудачник.

– Ты, – бросила в упор барышня и растеряла весь мой кредит восхищения. – За мной. Салфетку возьми.

Я схватила подсунутый Язавой блок гемостатических тампонов, чтобы успеть за бабочкой. Мерзкий страх набил ноги булавками. Но между нами встряла Пенелопа:

– Эй, Маррада, она слишком мелкая.

– Это ты мне? – мурлыкнула бабочка.

– Тебе. Бритц…

– А ты мне кто? А?

– Это моя ши!

Пенелопа принялась отстегивать браслет с пояса, но Маррада фыркнула:

– Очнись, Пенни, ши тебе не по карману.

– Всё в порядке, правда, – брякнула я, оттесняя рыжую, пока ей опять не назначили штрафной изолятор. – Вряд ли госпожа выпьет много, с её-то комплекцией.

– Паучиха умнее тебя, истеричка, – сцедила Маррада и щелкнула пальцами, уводя меня за собой.

В каюте бабочка приказала мне сесть и достала из дорожной сумки маленький футляр. Резную коробочку, щедро усыпанную бриллиантами. В ней лежал миниатюрный скальпель: ротовой аппарат бабочек не позволял надрезать кожу, и они пользовались вот такими аксессуарами.

– Принимаешь антикоагулянт?

– Нет.

Сухой лязг шарика в баллончике намекнул, что криоспрей закончился.

– Потерпи тогда, я ещё не распаковалась, – пробормотала Маррада и чиркнула мне по шее скальпелем. Крест-накрест, чтобы дольше не сворачивалась кровь.

Я успела подхватить брызги салфеткой. Бабочка обернулась целиком, размотала хоботок и пила кровь, как нектар. Пыльца пудрила мне лицо. Это было больно и жгуче, но терпимо. Сносно и чуть-чуть иронично – чувствовать себя цветком. Через пару минут всё закончилось.

– Свободна. Кыш.

Маррада исчезла за ширмой. Я возвращалась к себе и думала, отчего, если Бритц уступил ей целую Лимани, она пришла за мной? Пенелопа топталась злая-презлая:

– Она это нарочно! В пику ему.

– Бритцу плевать, кто питается общими рабами, – отмахнулась я.

– Поверь мне, нет. Кай, конечно, ничего не скажет, но подумает.

– Это не вернёт мне стакан крови. А потом он подумает ещё раз и ещё… пока она меня всю не выпьет.

– Маррада не тронет тебя больше. Она вредная, но трусит играть с огнём.

– Да, спасибо тебе преогромное. За попытку с браслетом.

Рыжая кивнула. Её вниманием опять владели тревожные голые скалы.

* * *

Горы высились чуть ли не до самой ледяной сферы, и к Пику Сольпуг было невозможно добраться ни на воланерах, ни тем паче на гломеридах. Звездолёт попросту не развернулся бы среди скал. Искать тайник предстояло пешком. Трое пробирались по щелям, каждый на восьми ногах: двух человечьих и шести насекомых, чтобы цепляться за уступы.

– Мы сейчас немного пауки, – заметил Кайнорт, ведя пальцами по склизким стенам.

Откуда-то из-под ног дохнуло тёплым паром. Под сводами слюдяных лабиринтов бурлили горячие источники. Воду в них защищали вкрапления руженитовой руды – и так спасали от гидриллия.

– Вот куда я сходил бы помыться, – восхитился Крус, заглядывая сквозь трещину в купальни, – если бы не боялся свернуть шею!

Берграй присвистнул. Скатиться к источникам было полдела, но выбраться наружу мог только настоящий акробат. Через пару часов они вышли на плато. Воздух пах странно. Прелыми травами и затхлой сладостью. Жизнью и смертью. Трое шли мимо бугров или стогов, которые сначала приняли за кучи прошлогодней соломы. Кайнорт присел у одной такой, поворошил. Под жухлой травой обнажились кости.

– Трупы.

Звуки в ущелье разносились гулко, эхо множилось, рокотало. На голоса пришельцев явилась одинокая фигура, обмотанная драными палантинами. Старик, карминский отшельник. В этом диком месте он казался древним духом, и Берграй невольно склонил голову в знак приветствия:

– Ты один здесь живёшь?