Либеллофобия

Исчезнуть бы. Или потерять сознание. Исчезнуть… Хвост скорпиона можно скрыть под маскировочной вуалью! Поразительно, насколько легко вырвалось:

– Берг… нет.

– Тебе больно? – его глаза излучали искреннюю тревогу.

– Нет. Я просто не могу. Я не могу!

– Ула, так бывает. Вино с анестетиком… Просто расслабься, ладно?

– Берг, ты очень… Ты нежный и красивый, – я лепетала какую-то ересь, тормоша своё полусонное тело, чтобы сползти по софе на пол. – Ты почти совершенство. Но я не хочу.

Как же по-идиотски это выглядело со стороны. Полуголая девчонка лепетала обалденному мужчине, что она его не хочет. Не хочет даже в обмен на жизнь и свободу.

– Позволь мне остыть снаружи. Я проветрюсь и вернусь.

– Ты серьёзно? Будешь бродить ночью в таком виде?

– Мне это нужно сейчас! Я вернусь. Разреши только…

– Ула, постой, – он потянулся, чтобы вернуть меня на софу. – Иди ко мне, и наутро будешь свободна. Я же обещал!

На груди ещё тлели его поцелуи. Но чем ближе к выходу, тем становилось легче.

– Прости меня! – слёзы смешались с потёками крови на исцарапанной жвалами шее. – Я не хочу. Понимаешь?..

– Ула, стой!

Клинкет поддался. Снаружи потянуло замогильным сквозняком долины.

– Ула! – прогремел Инфер, взлетая с софы, и меня обожгло молнией.

Я упала в проходе. Электрическая нить протянулась от ошейника к брелоку на поясе Берграя, меня дёрнуло назад. И тотчас отпустило. Сквозь туман боли набросился опустошающий страх. Инфер метнулся ко мне, приподнимая на руки:

– Ты в порядке? – я дрожала, но видела, что его трясёт не меньше, – Прости, прости, прости меня! Это просто рефлекс…

– Рефлекс? – пробормотала я, соображая, и гнев отбросил меня назад к клинкету. – Так ты дрессируешь непокорных ши? Электроошейником, как служебных сук?

Берграя яростно сдирал брелок с ремня:

– Это чёртова первая реакция! Ула… пожалуйста, прости меня!

Но я вывалилась в темноту и побежала прочь. Бросила шанс на свободу сокрушаться на полу воланера. Так значит, рефлекс. Естественная реакция хозяина, привычный аргумент в диалоге с рабыней. Даже не представляла, на что способны ошейники. Обрывков комбеза и сорочки под ним едва хватило, чтобы закутаться, но спину продувал хлёсткий ветер. Чудилось, что Берграй нагоняет сзади. Что где-то вибрируют крылья медной осы. В боку закололо, но я уже знала, где спастись.

Карцер обустроили в пустом рефрижераторе.

Я ворвалась туда, держась за клочки комбеза. Внутри стояла глухая тишина, и мороз пробирал ещё круче, чем снаружи. Под ногами было узкое вентиляционное окно шириной с ладонь.

– Кайнорт! – я заколотила в бронированный заслон рефрижератора. – Ты здесь? Бритц! Проснись!

И припала к земле, пытаясь заглянуть в щель. Сверху скрипнуло:

– Ну?

Там на уровне глаз открылось ещё оконце, пошире. Из него на меня смотрели белые бриллианты. Я даже растерялась от их света и спокойствия. Наверное, он уже спал. Если на таком морозе можно уснуть.

– Что случилось? – глаза безразлично просканировали меня с головы до ног.

– Браслет у тебя с собой?

– Да.

– Давай его сюда.

Без лишних слов Кайнорт передал в окошко прозрачный браслет. Я схватила его, пока Бритц не передумал.

– Как его активировать?

Отворились полоски окошек во всю длину заслона. В рефрижераторе с голыми стенами и стальным полом ночевали двое. Ёрль Ёж щурился на меня из угла. На Кайнорте не было ни куртки, ни хромосфена. Их бросили сюда, в чём арестовали. От вида замороженных арестантов мне стало ещё холоднее. Эзер пропустил руки сквозь окошки и щёлкнул браслетом. Его пальцы были ледяные и едва сгибались.

– Я смотрю, ты подготовилась по всей форме, ши, – он намекал на то, что я, можно сказать, без белья.

– Да, и отметила заодно.

– Не пей много, впереди трудный день.

Створки задвинулись, только глаза сверкали в темноте.

– Оставьте шиборгу две пары ног свободными, – сказал Кайнорт. – Он будет лучше маневрировать.

– Мы так и сделали. Да, я ещё думаю накинуть камуфляжную вуаль на хвост. Он станет невидимым!

– Блестяще, – в окошке показалась карточка. – Держи полис.

– Зачем? Я в порядке.

– На всякий случай. Там уже немного осталось. Увеличение груди тебе не оплатят.

Щель захлопнулась, и вернулась гробовая тишина. Минуту я ещё постояла у рефрижератора, переваривая мысль, что у судьбы странное чувство юмора. И побежала в мастерскую.

Перед Пенелопой объясняться не пришлось: она спала сидя, уронив голову на хвост модели. Я прокралась в душ и с наслаждением осыпала себя целым барханом шелковистых песчинок. Форма, пропахшая вином и Берграем, полетела в печку. Мы потеряли полтора часа.

– Пенелопа! – я растолкала её. – Есть идея!

Рыжая с трудом собрала глаза в фокус.

– Налей крови, умираю, как спать хочется. Ты чего это бодрая?

– Проветрилась.

– У тебя что, браслет Кая? – она выкручивала мне руку, не веря глазам. – И чем это от тебя пахнет? Ты же в столовую ходила.

– Там… давали… вино на ужин.

Пока меня не было, умница Пенелопа, не поддаваясь панике, доделала газовый резчик и даже начертила орудия для второй пары ног. Ей пришла идея задействовать сварочные пушки, чтобы склеить лапы чемпиону галактики. Мне стало стыдно, что оставила рыжую одну.