Либеллофобия

– Они же не работают! – закричала я. – Что же он делает!

Паук начал стрелять по резакам скорпиона. Два, четыре выстрела. После шестого бесполезные резаки Волкаша покраснели, побелели и потекли на визоры Лео. Паук завертелся на месте, но глаза ему залил титан. А ещё у Хокс отняли очки за выстрелы!

Полуслепой лупил слепого: снять визоры было смерти подобно. Волкаш выставил клешню. Новые шарики прыснули под ноги Лео, обстреляли зрителей. Началась давка. Никто уже не хотел оставаться в первом ряду. Паук взбрыкнул, кувыркнулся на спину… поехал-поехал на край…

…и в миллиметре от борта скатился обратно!

– У-у-у!.. – застонал Кайнорт и расцарапал лицо об решётку арены. – Волкаш, лапа, лапа, лапа!

Замардино, скатившись с борта, подбил скорпиона, и тот застрял лапой в его шестернях. Волкаш бил хвостом, вырываясь из плена. Но сделал только хуже: игла тоже застряла в броне Замардино. И паук потащил Волкаша вверх. Вон из супницы. Скорпион царапал пол ногами, и не мог развернуться, чтобы использовать саморезы, как в первый раз.

– Падай с ним на спину! – кричал Бритц. – Он тебя отпустит, чтобы перевернуться! Ну!

Но без балансировки хвостом скорпион не смог опрокинуться.

– Вол-каш! – скандировали эзеры. Даже те, кто был за спиной Альды Хокс.

В жарком от проклятий ангаре Замардино, уцепившись за край арены, перевалил скорпиона за черту. Спина паука была на самой границе, а Волкаш уже за ней…

А потом Лео пустил шестерни брони в обратную сторону, выкидывая противника за борт. Когда Волкаш скатился в ноги Альды, Замардино приковылял в центр арены и упал без сознания.

Мы не обошли его даже по очкам: табло показывало вровень. Пенелопа утешала меня, загораживая от Бритца, но тому не было до нас никакого дела.

– Замардино сам был за бортом! – возмутился Крус. – Он же свесился почти что весь!

– Всё честно, – выдавил Кайнорт, – Его ноги не коснулись аута. Займитесь Волкашем, я сейчас.

Втроём мы приподняли Волкаша и оттащили с арены, чтобы он мог вернуть себе человеческий вид. Толпа не унималась, посылала проклятия в Замардино, в Волкаша, в обоих маршалов – во всех подряд. Такое было впечатление, что проиграли все ставки. Под их вопли к нам через арену процокала Альда.

– Ну, что, Норти, по домам? – она перешагнула ноги лежащего Замардино.

– Очки вровень. Положен реванш.

– Тебя переклинило, Бритц? Умей проиграть достойно!

– Вы знаете, что на кону! – рассвирепел он и махнул на голосящий зал: – Они знают! Это не потасовка за сотню-другую зерпий и даже не ради титула!

– Не. Ори.

Весь зал заткнулся, так она припечатала. И это было только начало:

– У тебя было два месяца, Бритц. Ты истратил две трети отведённого срока и двести процентов моего терпения. Два долбанных месяца ты бился в стены и проигрывал, метался и получал по башке, наделал все, все – все! – возможные и невозможные ошибки. Шаг вперёд да четыре назад, вот, на что ты способен, Кайнорт Бритц. Два месяца рядом с тобой – из-за твоих ошибок – проигрывали и получали по башке мои люди! И ради чего! Ради, мать твою, утопии стайки привилегированных сумасшедших!

Альда распинала Бритца на таких тонах, что волей-неволей её слышали все в ангаре. Кайнорт не перебивал. Потихоньку сконфуженные скандалом эзеры оттирали друг друга от арены и шмыгали на улицу. Пенелопа вжала голову в плечи и стояла вся пунцовая. Как по мне, это публичное унижение высшего офицера вывернулось наизнанку. Стыдно было почему-то за Альду Хокс. Обладай я такой властью, сказала бы «нет», развернулась да ушла. А она плясала на костях:

– Знаешь, что я думаю? Ты и до этого был с приветом, но здесь неудача за неудачей допилили из тебя сказочного дурака. Впрочем, проигрыш – твоя естественная среда, не так ли? Ты уже не отдаёшь себе отчёта в тотальном провале. Ты не способен одержать верх, даже обведя вокруг пальца тех, кому поклялся в верности, как с казнью этой дряни, – она ткнула в меня глянцевым когтем. – Какое же ассамблея минори, должно быть, жалкое зрелище, если посчитала тебя, помешанного, лучшим перквизитором. Ты просто безумный, одержимый, безрассудный и бесталанный муфлон, Бритц. У меня всё.

– Альда, – он сглотнул дважды, прежде чем продолжить. – Я вижу, что измучил Вас, это правда. Но верю, что если уж маршалы не умеют наладить диалог, то величие нашей армии под угрозой. Позвольте, мы вернёмся к этому вечером.

Тишина висела, по моим подсчётам, лет триста. Шевелиться смели только сердца, да и то не у всех. Альда Хокс вдруг мягко улыбнулась. Она шагнула к маршалу, впиваясь глянцевыми клешнями ему в плечо:

– Забудь, Норти. Я проверяла, не двинулся ли ты на почве азарта и своих идей-фикс. Это было важно. Выдыхай. Так вот: я на твоей стороне, слышишь? Разумеется, будет вам реванш. Завтра. Никто не посмеет заявить, что Хокс пренебрегает правилами. Пойдём, обсудим детали.