Я часто моргаю и таращусь на темную фигуру перед собой, что несет какой-то странный и невообразимый бред. Мне плевать, подростки это были или нет, факт остается фактом – двое неизвестных проникли в дом старой женщины, а потом поспешно покинули его. Такое чувство, что Эрик держит меня за дуру, у которой вместо мозгов воздушные шарики с азотом.
– Куда ты пошла?! – кричит он шепотом, когда я уверенно выхожу на каменистую дорожку, ведущую к дому Салли-Малли. – Доминика?!
Эрик хватает меня за кисть и притягивает к себе.
– Что ты, черт возьми, удумала?!
– Я слышала, как эта женщина жалобным голосом молила не трогать её. Если это и были безбашенные подростки, то они явно напугали бедную женщину. И возможно сейчас ей нужна помощь.
– Тебе явно послышалось.
– Ей-богу, если ты ещё раз скажешь этот бред, я решу, что это всё твоих рук дело! – не выдерживаю я и вырываюсь из его хватки. А потом вдруг замечаю то, на что совершенно не обратила внимания… – Почему на тебе перчатки?
Голова Эрика плавно склоняется на бок.
– Я работал в саду, Доминика.
– В половину третьего ночи? – прыскаю я со смеху, а потом вдруг резко замолкаю. Что-то пугающее вновь поселяется во мне, блокируя всякую уверенность в себе. И продолжительное молчание Эрика лишь усиливает это неприятное чувство. – По-моему, так говорят люди, замешанные в чем-то очень нехорошем.
– Кто здесь, черт возьми, шатается?!
Громкий и тяжелый, словно удары молота, голос Доны Джонс в пугающей тьме заставляет нас с Эриком замереть. Секунды две мы как будто и не дышим, а потом он вновь хватает меня за руку и тащит за собой в то колючее растение.
– Что ты делаешь? – шепчу я, корчась от боли. – Я так без кожи останусь!
– Тихо, – властно и так же грозно отвечает мне Эрик.
Внушительная фигура Доны Джонс неминуемо движется в нашу сторону и сказать, что я напугана – ничего не сказать. Такое чувство, что я совершила нечто ужасное и теперь эта страшная с виду женщина готова размолотить меня в щепки при помощи… Бог мой! У неё в руке что-то вроде биты! Моя рука невольно сжимает ладонь Эрика.
Перчатки.
Почему он в рабочих перчатках в половину третьего ночи?
– Дона, хватит! – останавливает её нерешительный голос Генри. – Мы выглядим, как идиоты.
– Идиот – это ты, Генри, – огрызается женщина, беспорядочно вертя головой в разные стороны и всё ближе приближаясь к нам с Эриком. – Я непременно разрисую твоей шлюшке всю физиономию, как только доберусь до неё!
– Дона, умоляю, хватит! Если Салли-Малли увидит нас здесь, то решит, что мы хотим украсть у неё что-то!
– Эта старуха храпит на весь остров! – огрызается его жена и. слава богу, останавливается. – Слышишь?
Господи, я сейчас слышу только грохот собственного сердца.
– Прошу, Дона, любимая. Вернемся домой? Я приготовлю тебе успокаивающий чай и сделаю массаж ног.
– Ты точно был в туалете, Генри? – рычит Дона.
– Конечно, дорогая! А где же ещё! Потом я спустился на кухню, чтобы чаю заварить. Знаешь, в горле что-то…
– Заткнись, Генри!
– Молчу-молчу, любимая.
Когда я выберусь отсюда и окажусь на безопасном расстоянии от всех участников этих сумасшедших двадцати минут, то непременно задумаюсь, какого черта я здесь вообще делаю?!
– Если ты где-то здесь, рогатка кривоногая, – пугающим голосом обращается женщина неизвестно к кому, – будь уверена, я тебе все волосы повыдираю! Только появись и на тебе живого места не останется, шлюха!
И почему у меня такое чувство, что эти гадкие слова Дона Джонс выплюнула именно мне в лицо?
– Любимая, успокойся, – без умолку причитает Генри, взяв под руку свою широкоплечую супругу. – Я ведь так тебя люблю, ты же знаешь. Мне никто не нужен, кроме тебя. Пойдем, радость моя ненаглядная…
Когда они уходят, я разжимаю руку и, насколько позволяют колючие растения, отстраняюсь от Эрика.
– Что за чертовщина тут творится?
– Дона Джонс в очередной раз пытается отыскать любовницу своего мужа, – шепотом отвечает он. – Это не ты ли, случаем?
Я лишь фыркаю от раздражения. Ушла бы, да вот только боюсь встретиться с разгневанной и ревнивой женщиной, которая готова наброситься на любого, кого заметит в этот поздний час.
– Минуты через две можешь спокойно возвращаться домой. Только советую тебе идти вдоль этих кустов. Так, тебя Дона из окна не увидит.
– А почему ты прячешься от Доны Джонс?
– Я оказался здесь только потому, что увидел тебя – рыскающую у чужого дома. Если Дона увидит меня здесь, то подумает черт знает что.
– Например, почему ты шатаешься у дома старушки да ещё и в перчатках?
– Я копался в земле, Доминика. Бывает, мне плохо спится по ночам. А теперь иди, пожалуйста, домой, – настойчивым тоном говорит мне Эрик. – И постарайся впредь не совать свой милый носик в чужую жизнь. И дом тоже.
– Сегодня утром ты говорил, что крепко спишь ночью, а теперь у тебя бессонница?
– Ты приехала и я влюбился. Сна теперь не вижу, – фыркает он с раздражением.
– Ну-ну.
– Не забудь свой нож.
– Не забуду.