Личная жизнь адвоката

Внезапно Милица взвизгнула и бросилась к нему. Артем лежал, склонив в сторону голову. Я не сразу увидел тоненькую струйку крови, вытекающую откуда-то из-под виска. Должно быть, падая, он ударился об острый выступ каминной решетки.

– Артем! – закричал я. – Очнись! Что с тобой?

Я упал на колени, приподнял его голову, вглядываясь в любимое лицо. Сын казался спокойным. Он словно спал, но так крепко, что я не мог его разбудить.

– Вставай, милый! – кричал я. – Открой глаза.

Я вспомнил, как когда-то будил его в школу, тряс за плечо. Но тогда он в ответ только дурачился, прятал голову под подушку, лупил ногами по кровати, а теперь лежал неподвижно, не желая вспоминать прежние забавы.

– Антон! – услышал я над собой протяжный стон. – Не трогай его. Он умер.

Умер? Я готов был рассмеяться. Разве от этого умирают? Милица, видимо, повредилась умом. Мой сын не мог умереть. Это было бы нелепо. Его смерть должна была случиться через много лет. Тогда, когда меня самого уже не будет в живых. Но не сейчас. Не здесь. Не от моих рук.

Я отскочил от тела. Со мной случилась истерика. Я не помнил, что кричал. Я плакал, поминутно подбегал к телу, проверяя, не задышал ли он. Но Артем оставался недвижным. Мне казалось, что у него заострились черты лица.

– Я убил его? – спрашивал я, адресуя вопрос жене.

– Нет, ты ни при чем, – говорила она. – Это несчастный случай. Я сейчас вызову полицию, «Скорую помощь». Я сделаю все, что нужно. Только не мешай мне. Уйди в свою комнату, прошу тебя!

– Но я не могу уйти в комнату! Они придут за мной!

– Позволь мне все уладить. Уйди! – попросила она и, не выдержав, закричала: – Уйди же ты, наконец. Тебе мало всего этого, да? Уберись прочь!

Я попятился, рыдая на ходу. Уже не помню, как я оказался в своей комнате. Там я бился, как раненый зверь в логове, кричал, плакал. Потом наступило забытье…

Проснулся я, словно от толчка. Рядом со мной сидела жена. Глаза ее были сухи.

– Мне снился страшный сон, – начал я, но, увидев выражение лица моей жены, осекся: – Где Артем?

Она погладила меня по плечу.

– Все будет в порядке, – пообещала она, но взглянуть мне в глаза не решилась. – Все будет хорошо.

– Артем пришел в себя? Он жив? – я приподнялся на локте.

Она с трудом проглотила комок в горле.

– Артем умер.

Вчерашний кошмар навалился на меня, закружил меня в своих объятьях. Я застонал.

– Где Артем?

– Его увезли.

– А меня? Почему меня не увезли?

– Ты себя плохо чувствуешь.

– Разве убийц спрашивают, как они себя чувствуют после убийства?

– Антон, успокойся, – попросила Милица, повелительно сжимая мою руку. – Я обещала тебе, что все улажу. Я уладила. Ты ни при чем. За эту смерть должен ответить виновный.

– Кто же это? – спросил я, потрясенный до глубины души. – Кто должен ответить за смерть Артема?

– Она, – коротко ответила Милица. – Его потаскушка ответит за все.

Я решил, что у моей жены на почве пережитого горя случилось нервное расстройство.

– Ты с ума сошла? Эта девица здесь ни при чем.

– Ах, ни при чем? – подскочила супруга. – Это не она, случайно, приходила к нему вчера вечером? Не она устроила сцену с требованием жениться на ней? Не она притащила приятеля, который покалечил нашего сына?

– Милица, опомнись!

Но жену уже было не остановить.

– Это все она! Из-за нее он залез в долги! Он бросил учебу! Он вел себя как кретин! Скажешь, что ты и в этом виноват? Кто теперь мне вернет сына? Кто?

Она зарыдала, а с ней зарыдал и я. Мы вели себя как брошенные дети, прижимались друг к другу, плакали навзрыд. Горе было таким огромным, что наваливалось на нас, как глыба. Я чувствовал, что задыхаюсь под ее тяжестью, теряю способность действовать и понимать. Меня сковала странная апатия.

– Нельзя так! – шептал я. – Нужно позвонить, куда следует. Надо во всем признаться.

– Да? – спрашивала она зло. – И тогда ты тоже покинешь меня? Как ты можешь? Какое тебе дело до девицы, которую ты никогда толком не знал?

«Какое мне дело? – вяло думал я. – Какая теперь разница? Ведь Артема не вернешь». Я погрузился в забытье, лишив себя возможности рассуждать. В темноте было мое спасение.

Мне потом говорили, что у меня началась нервная горячка. Я несколько дней лежал в беспамятстве, бредил. Очнулся я в больнице под наблюдением внимательных врачей. Все они сочувствовали моему горю. А я, выплыв из глубин беспамятства, опять пережил серьезный шок. Смерть Артема стала реальностью. Милица, как могла, поддерживала меня. Она оплатила отдельную палату. По ее настоянию мне кололи какие-то средства, которые были способны на время заглушить боль и ввести меня в прежнее дремотное безмятежное существование. За это я ей был благодарен. Реальность причиняла мне физическую боль. Ко мне не ходили посетители.