Личная жизнь адвоката

Вы спросите меня, думал ли я о девушке, которую обвинили в убийстве? Отвечу вам так. Нет! Я не думал о ней. Вернее, я старался вычеркнуть ее из памяти, словно ее никогда и не было. Милица оберегала мой покой. Она не заговаривала со мной об идущем расследовании. Не знаю, как ей удалось убедить следователя не допрашивать меня. Меня оставили в покое. Время шло, и настала пора покидать больницу. Но я страшился возвращения домой, злился на Милицу. Она, понимая мое состояние, продлила мое пребывание в стационаре.

Со временем я осознал, что моим надеждам не суждено сбыться. Я не умер, как ожидал. Мое сердце не остановилось от горя, продолжало стучать, свидетельствуя о том, что мой век еще не кончен. Это было ужасно. Я не был безумцем и понимал, что выйти из больницы мне все-таки придется. А что будет потом? Как я буду жить? Я часами сидел на стуле, спрятавшись за дверью так, что доктора и сестры, приходя ставить мне очередной укол, не сразу понимали, где меня искать. Будь моя воля, я стал бы невидимкой. Но вопреки всему я жил! Моя чертова земная оболочка находилась в полной исправности.

Приход адвоката стал для меня хорошей встряской. Девушка заговорила со мной, и я вдруг вспомнил о Еве. Я вспомнил имя рыжей девчонки, которая навещала моего сына. Моя душа противилась тому, но вихрь воспоминаний застал меня врасплох, как одинокого путника в степи настигает вьюга. Я видел лицо Евы, вспомнил неповторимые словечки и выражения, которыми она поражала нас с женой, бывая в гостях у сына. Безликий образ некоей горгоны Медузы, навязанный мне женой и хранимый мной бережно, вдруг приобрел иные черты и краски. Мне стало не по себе. Можете назвать это совестью, хотя после того, что случилось, я не тешу себя осознанием того, что она у меня есть. Скорее это было ощущение близкого освобождения из того ада, в котором я находился последние месяцы. Это ощущение ширилось во мне, росло, и сейчас я рад, что пришел в суд. Прошу вас о самом тяжелом наказании, которое вы можете мне дать…

Профессор замолчал, наслаждаясь тишиной, с которой публика слушала его рассказ. Он обратил взгляд на пристава, потом на конвой. Должно быть, ученый ожидал, что на него сейчас же наденут наручники. Но все оставалось так, как прежде. Ева сидела за стеклом. Он находился на трибуне свидетеля.

Первой пришла в себя Милица Андреевна.

– Ваша честь! Мой муж не в себе. Он не понимает, о чем говорит. У него была нервная горячка. Я приглашу врачей, которые подтвердят…

– Милица! – мягко прервал ее профессор. – Не надо, прошу тебя. Жаль, что ты не видишь себя со стороны. У тебя же все написано на лице.

И вправду Милица Андреевна представляла собой жалкое зрелище. Она кусала губы, чтобы не разрыдаться. Но предательские слезинки уже блестели в глазах.

– Ваша честь! Не наказывайте мою жену, – попросил Винницкий. – Если бы не моя слабость, ей бы ни за что не удалось сделать то, что она сделала. Я готов отсидеть сколько угодно. За нас двоих. Жене нельзя. Она не выдержит тюрьмы. Как бы то ни было, Милица хочет жить. Она – львица. Я – жалкий кролик. Моя жизнь кончена.

Он опустил голову, и неряшливые седые пряди скрыли от публики его лицо.

– Ваша честь! Я ходатайствую об освобождении моей подзащитной, – раздался голос Дубровской. Настал ее черед…

Глава 21

За окном порхали первые белые мухи. В гостиной Мерцаловых было уютно. В камине горел огонь.

– Ну, просто небылицы какие-то! – говорила Ольга Сергеевна. – Надо же было такому случиться. Заслуженный профессор убил своего сына.

– На языке закона это нельзя назвать убийством, – пояснила Лиза. – Он обвиняется в причинении смерти по неосторожности.

Она с радостью следила за тем, как ее дети делают первые робкие шаги. Они передвигались пока только от мамы к папе, смешно семеня маленькими ножками по ковру. Мрачные прогнозы свекрови не сбылись. Близнецы стали ходить вопреки тотальной загруженности родителей.

– Но профессора хотя бы арестовали? – допытывалась Ольга Сергеевна.

– Нет. Хотя он об этом очень просил. Он находится на подписке о невыезде и аккуратно является по каждому вызову следователя. Не думаю, что суд назначит ему реальный срок, лишив его свободы. Так, как он наказал себя сам, его больше никто наказать не сможет.

– А его жена? Говорят, у нее большие неприятности.

– Да, она тоже под следствием. Но в отличие от своего мужа она намерена биться до конца. Ее интересы защищают два адвоката.

– Удивительно. С виду приличная женщина. Вот и пускай потом таких в дом! – сокрушалась свекровь. – Значит, она все-таки подставила девчонку?